Сказки для недетей

– С чешуёй драконья лапа, губы турка, нос арапа… – вопят ведьмы, убыстряя пляски вокруг кипящего котла. – Пальчик детки удушенной, под плетнём на свет рождённой, – в этом месте я невольно вздрагиваю, – Тигра потрох размельчённый, – вот в котёл заправка наша, чтобы гуще вышла каша… Жарко, жарко!.. Пламя ярко!.. Хороша в котле заварка!..¹⁶

Хриплые визги актрис рвут густую темноту подмостков, но она упрямо наползает отовсюду, пытаясь побороть пламя костра. Из этой борьбы и поднимающегося к балкам водяного пара рождаются странные призрачные тени: сначала робко, потом всё смелее кружат они над старухами, кривляясь и меняя очертания.

Откуда-то вдруг сильно дует ветер. Не слабый сквозняк,рождённый приоткрытой дверью, а настоящий ночной ветер, пропитанный       запахами леса: в нём пряные нотки земляного перегноя, напоенной росою травы, болотная прель, – и едва уловимый привкус тревоги.

Я не впервые наблюдаю такое диковинное возмущение воздуха, – происходит это нечасто – и всякий раз тому предшествует буйство сумрачных теней на сцене: словно там, на подмостках, ими образуется невидимый водоворот, некая воздушная воронка. Из зала этот эффект не виден. Из моего укрытия эту странность непосвящённому тоже заметить трудно. С полгода назад моё внимание к этому феномену привлёк Марк, наш осветитель.

Этот неряшливого вида человечек отличается довольно вздорным нравом. В театре его не жалуют. Но я как-то мимоходом спас его от гнева Римкуса за некую провинность, чреватую увольнением. За бокалом дешёвого вина – Марк счел себя обязанным угостить «спасителя», – я узнаю кучу пикантных подробностей о большинстве своих коллег: парнишка, оказывается, обожает подглядывать и подслушивать. Минут через десять мне становится скучно. Тогда-то он и рассказывает мне о «тенях» на сцене:

– Это началось, когда технари из «Экзосаунд» установили своё оборудование…

Несколько объёмных аппаратов с лейблами этой       фирмы стоят в зале с недавних пор –       ничем не примечательные металлопластиковые       «кубики»: Римкус экспериментирует со звуком. Надо отдать ему должное – он не скупится: разработки «Экзосаунда» весьма недешевы.

– Я собираюсь заняться этим явлением всерьёз, – заговорщически говорит Марк. – А что? Вдруг это вредно для здоровья?.. Представляешь, как обрадуются ищейки из Комитета экологии! – в его блеклых глазках проблёскивает алчный огонёк.

Комитет – очень серьезная организация, и я не верю Марку: вряд ли Римкус позволил бы себе непроверенные игрушки.

Но выдумщик остаётся при своём мнении:

– Жаль только, – сокрушается он, – что такое бывает очень редко! Трудно ущучить… Я пробовал снять на плёнку – ничего не вышло. Кстати, именно после таких «сквозняков» пропадают тела дублеров!.. Не думаю, что это простое совпадение!

После этих слов я окончательно теряю интерес к его болтовне: затёртая до сального блеска байка о том, что иногда останки добровольных смертников якобы бесследно исчезают прямо во время спектакля – чушь, конечно…

Больше мы с Марком не общались. Спустя какое-то время после этой беседы он умудрился сломать шею, спускаясь по лесенке из своей рабочей каморки. Ну, а я с тех пор продолжаю изредка наслаждаться загадочными «танцами» теней.

Как назло, сегодня меня отвлекают.

– Кто бы подумал, что в чахлом старике столько крови! – речитативом поёт над ухом высокий голос. – Говорят, Римкус использует каторжников в качестве дублеров…

Я неохотно поворачиваюсь. Рядом со мной       – низенький, безобразно полный человечек. Он с головы до пят укутан в цветастую, тяжёлого шёлка, хламиду, что придаёт его облику сходство с римским патрицием. Впечатление усиливают мясистый подбородок и крупный прямой нос, а маленькие глазки в «мешочек» и капризные вялые губы придают его лицу выражение порочности.

Это – Маро Сигуль, лучший оперный тенор Европы.

Он – обладатель настоящего, живого звука.       Его голос – не какая-нибудь там «компонуха», сделанная электронным синтезом. К нему никогда не притрагивался скальпель хирурга. Поэтому, при нынешней моде на всё натуральное, Сигуль – ходячая драгоценность. При виде него простым смертным надлежит падать ниц или с фанатичным блеском в глазах умолять об автографе.

Я не делаю ни того, ни другого. Неделю назад антрепренер Сигуля намекнул, что оперное диво возжелало получить мою стерео голограмму. «Для интимного потребления» – как он выразился. Не люблю, когда меня употребляют, пусть даже и виртуально. Пришлось отказать.

В глазах Маро, устремлённых на меня, – немой вопрос, взгляд его плотояден. Я молча ухожу.

*****

Маленькой компанией мы коротаем вечер в уютной кофейне. Отмечаем успех премьеры.

– Можно было бы поживиться. И неплохо! – замечает вскользь Смешной Боб, узнав про эпизод с Маро.

Боб – мой самый хороший друг. Сейчас его место в моём сердце потеснила Лина, но Боб не в обиде. Он всё понимает. К тому же, именно он подбил меня на первое РЕАЛЬНОЕ свидание с ней.