Что ж, она и прожила свою жизнь - достойно. Платья и карнавальные костюмы, которые она шила детям на костюмированные праздники и рождественские вечеринки, неизменно имели оглушительный успех. Сколько соседок приходили к ней с просьбами посоветовать, что надеть на свадьбу сына или выпускной бал дочери, сколько вечеров провела она с шитьем в руках. Сьюзен и Бобби, маленькие, очень любили колыбельные, которые пела им миссис Аннабель каждый вечер. А ее пироги! Даже мама, постоянно сравнивавшая ее выпечку с бабушкиной – а та, что ни говори, была мастером своего дела, - так вот, даже мама призналась недавно, что ее пирожки с повидлом бабушкиным не уступают. Это ли не признание?
Все сложилось так, как сложилось, и неважно, чего она при этом хотела. Жить для себя – эгоизм чистой воды, повторяла мать, на первом месте должны быть дети. У миссис Аннабель дети были и на первом, и на втором, и на всех остальных местах; дети и Роберт. Чего ради она будет хотеть чего-то для себя, если Сьюзен нужны новые туфли, а у Роберта барахлит желчный пузырь. Да и занавески эти в кухне, черт возьми, давно пора поменять, ведь этого же она хочет, она, а не кто-то другой.
Нет, лучше не забивать себе голову такими вопросами. От них становится смутно и тревожно, неудобно и тоскливо на душе. Если дело катится к пятидесяти, если с мужем прожито честно и достойно три десятка лет, если в комоде – куча благодарственных писем из колледжа и школы твоих детей, если дом сияет чистотой – чего тебе еще надо-то?
- Ладно, - сказала Арбузная тетушка, поставив чашку, и с кряхтением поднялась. – Думай, детка. До пяти утра сроку тебе. Помни – просить можно только для себя, не для другого. Вот это семечко от арбуза не выбрасывай. Как надумаешь – выйди во двор или окно раскрой, желание вслух произнеси и семечко кинь на землю. Оно и исполнится. А мне пора. Спасибо тебе за чай и за пирожки. Хорошая ты, давно мне такие не попадались. Желаю удачи. Не прогадай смотри, второго случая не будет.
Еще миг – и на стол, сдвинув сахарницу, прыгнула девочка с торчащими косичками. Обогнула пустое блюдо, лихо перепрыгнула через вазочку с конфетами и – почудилось, что ли? – вылетела в раскрытое окно. Ветер колыхнул занавеску, а миссис Аннабель так и осталась сидеть, сжимая в пальцах пустую чашку.
Праздник – скромные, но уютные посиделки - удался на славу. Накрытый стол сиял парадной скатертью и прозрачностью бокалов. Миссис Луиза принесла большую охапку хризантем, а миссис Мэри – виноград и домашнее печенье. Вино, купленное специально ради этого случая, оказалось хорошим, в меру сладким, таким, как Роберт всегда любил. Сьюзен нахваливала мамин пирог с почками, а Роберт один умял почти весь заливной язык. Дочь, оказывается, не забыла о мамином празднике и вручила миссис Аннабель прелестный шарфик, а муж подарил чайный сервиз в мелкий цветочек, как раз тот, на который она указала ему в магазине месяц назад. Роберт произнес традиционный тост «За тебя, дорогая», а Сьюзен поцеловала мать в обе щеки. Миссис Аннабель смотрела на родных и подруг повлажневшими глазами и улыбалась. Какие они милые, и как она любит их.
Все было хорошо, и все было как всегда.
Только где-то глубоко-глубоко бился, заданный не ею, но ей, тоскливый вопрос: «Чего хочешь ты сама? Ты действительно этого хочешь?»
…Чего она хочет? Снова стать молодой и красивой? Но красавицей она никогда не была, что уж там.
Чтобы муж опять, как и много лет назад, посмотрел на нее с вожделением?
Чтобы все было хорошо у ее детей? Но просить можно только для себя.
Денег?
Дом побольше и попросторнее? Но совсем скоро уедет учиться малышка Сьюзен, и зачем им тогда двоим просторный дом?
Убрать седину?
Тонкую талию?
Чтобы безе всегда удавались?
Стать певицей?
Чего же? Чего?
…Когда в окна пробился слабый отблеск рассвета, миссис Аннабель встала с кровати и тихонько вышла из спальни, притворив за собой дверь. Тихо, чтобы не разбудить мужа, натянула свои джинсы и клетчатую рубашку Роберта, нашла в шкафу куртку, в которой ходила уже только в саду, а не в городе, и старые кеды дочери – хорошо, что у них со Сьюзен один размер. Написала на листке бумаги «Вернусь нескоро» и положила его на кухонный стол, придавив солонкой. Сделала себе пару бутербродов с сыром, налила в бутылку остатки сока, сунула все в сумку и вышла во двор. Молча бросила на землю арбузное семечко и, не говоря ни слова, неторопливо пошла по дороге, мимо спящих домов, мимо школы и магазина, по усаженной платанами улице, к переулку, а оттуда – к остановке автобуса. Транспорт еще не ходил, и миссис Аннабель пешком дошла до окраины и прошла еще немного.
Выпала роса, и пыли пока не было. Солнце еще не встало, но уже совсем рассвело, и в розоватом утреннем свете четко видны были и дома у нее за спиной, и степь, сколько хватало глаз, и разрезающая ее дорога – широкая серая полоса, уходящая к горизонту и дальше. Приветствуя новый день, пели где-то в листве птицы.
Заглушая птичий щебет, нарастал шум мотора, машина приближалась. Миссис Аннабель улыбнулась и подняла руку...