Ага, похоже, классическая история: дите хочет кота, а мама кота не хочет, а чего хочет кот, непонятно, но явно не против детки, но зато против мамы – орет и царапается. Кот подобран неделю назад с обещанием хорошего поведения, за ор и царапание выдворен по месту предыдущей прописки. И теперь девочка ходит и ищет ему хозяина. Плавали, знаем. Сама вот так же в 11 лет приволокла домой подъездного Мурзика и долго потом ревела, сидя на ступеньках лестницы с котом в обнимку. Мама, как ты понимаешь, сказала классическое: или я, или кот.
Разговорились мы с девочкой – точно, все так и есть. Кроме одной детали: девчонка эта – детдомовская. Поэтому «или я, или кот» даже не звучало – и так ясно, что нести нового жильца некуда. Неделю дети его прятали в подвале, потом обнаружила уборщица, потом нагоняй был всем.
Упс. Пригляделась я к девчонке внимательнее - и аж вздрогнула от отвращения. Типичное дитя из детдома: одежда линялая, не по размеру, нелепая – ярко-красные спортивные штаны, лиловая зачуханная куртка, резиновые сапоги какие-то грязнючие, хотя и сухо уже, и похоже, что на босу ногу. Волосы темные, короткие и как будто пылью припорошены или грязные, что ли. И лицо… какое-то… такое. Взгляд исподлобья, настороженный, диковатый, и кажется даже, что рот приоткрыт, как у тех, кого называют умственно неполноценными. Одна вот такая особа – точь-в-точь – в три года моего Пашку хрястнула со всей дури куском асфальта по голове. С тех пор я таких детей стараюсь обходить десятой дорогой. Но что-то странно знакомое в этом взгляде, словно где-то уже я его видела, или, может, похожа девчонка на кого-то, с кем были мы знакомы раньше. Странно, откуда бы…
Но кот - все-таки кот, разболтались мы, и как-то оказалось вдруг, что девочка вроде бы нормальная, по крайней мере, соображает. И рисовать любит, особенно котов, потому и носится с этим Грифоном (и ведь имя какое придумала, а?), прячет его, а сама рисует, уже пятьдесят листов изрисовала, а бумагу ворует из секретарской в интернате. И видно было, что говорит деточка со знанием дела, что не пыль в глаза пускает, а ей правда интересно… как мне когда-то. Если б не художественная школа, которая надолго отбила у меня охоту к карандашам, я бы, может быть… впрочем, какая разница. А ей, конечно, никакая художественная школа не попалась – кому оно надо в интернате-то?
И как-то за разговором я спохватилась, что времени уже – начало пятого, а мне в пять Пашку забирать из сада, он просил сегодня пораньше, первый день после болезни. Засобиралась и зачем-то спросила ее:
- А зовут тебя как?
Девчонка опять насупилась, пробормотала что-то невнятное. Я различила только не то Леся, не то Олеся.
- Олеся? – уточнила.
А она хмыкнула как-то очень по-взрослому:
- Ну, пусть Олеся. Меня как только не называют. – И помолчав, спросила: - А вас?
- Александра, - ответила я. – Можно Саша и на «ты».
Уже вроде бы взрослая, я никак не могла понять, что я взрослая, и вздрагивала, если слышала обращение на «вы» или по имени-отчеству. Впрочем, по имени-отчеству меня не звал практически никто, да и полным именем – только заказчики. Остальные – Саша, и никак иначе. Были в детстве и другие варианты имени, но о них я вспоминать не хотела…
Девчонка помялась, потерла пальцем болячку над переносицей и спросила вдруг:
- А ты еще придешь?
Черт дернул меня ответить «да». Я ж не собиралась больше в эти районы, за ежа со мной рассчитались полностью, следующая вышивка «живет» совсем в другом конце города, да и что мне эта девчонка? Но вот поди ж ты…
В общем, выкинула я, конечно, эту замарашку из головы.
А через несколько дней поехала в центр к Инге и на обратном пути решила дорогу к трамваю срезать, пошла дворами. И заблудилась.
Нет, я не испугалась, конечно, примерно-то направление знаю, обрадовалась даже. Я люблю гулять вот так по незнакомым улицам. Но дело шло к вечеру, мне нужно было торопиться, Пашку пора купать и укладывать, он же без моей песенки на ночь не засыпает никак. Иду, головой верчу по сторонам. И вдруг голос знакомый:
- Саша, ты не меня ищешь?
Оборачиваюсь: Олеся. Я еще удивилась: сюда-то ее как занесло, это ж далеко от того двора, где мы первый раз встретились. Но Олеся объяснила, что летом у них в интернате вольница, детей по головам считают только перед отбоем, а если кто-то не придет на обед или ужин, то сам себе страус, другим лишняя порция достанется. Видно было, что нравы у них – ого-го, про интернат она говорила скупо и неохотно. Зато про котов, Индию и книжки – сколько угодно. А гуляет она где придется, вернее, где нравится, а нравится ей в заброшенных дворах, парках и скверах, там народу меньше, а любит она мороженое, индийские узоры и рисовать, а еще хочет, когда вырастет, стать художником – ну как тут не зацепиться языками на общие темы? Я хоть и вышивальщица, а не художник, но тоже… в какой-то мере…