Сказки для себя

Отец закашлялся, никак не мог перевести дыхание. Я принёс ингалятор, он только мотнул головой. Я стёр пятнышко крови с его подбородка.

* * *

Уже взрослыми были — я нашёл наших, кого смог. Двоих убили, кто-то — на рудниках, на внешней орбитальной, на лунных базах… Хотел, понимаешь, пойти к нему, к Игорю, прощения попросить. Не поддержали пацаны. А один я побоялся. Вот, статьи о нём собирал, интервью, фотографии. В синей папке на тесёмках — там всё.

Был как-то вечер — конец мая, тепло. Мы сидели с Виталькой… Помнишь Виталика? Не помнишь, конечно. Тебе года два было, когда он… Сидим на крылечке нашего корпуса, курим какую-то самодельную дрянь. Нам уже не запрещали ничего, но денег на сигареты не было. Подходит Каравелла, достаёт из кармана пачку. Не «Арктических» даже, не «Красотку», а трофейный «Дуглас». Нас угостил, закурил сам. Я тогда в первый раз настоящие курил, хорошие.

Садится рядом.

— Прощаться пришёл, — говорит. — Не обижайтесь, если что.

Мы молчим, не смотрим друг на друга. Это нам обижаться?

А потом он вдруг:

— Я был совсем маленький, и папа… — как же он это слово сказал, «папа», о живых так не говорят — …достал с верхней полки старую книгу о кораблях. Мы сидели в его кабинете, лампа горела, снег шёл. А папа рассказывал, какой корабль когда построен, кто на нём ходил, что открыл. Показал мне колумбову «Санта Марию» и говорит, давай, мол, как подрастёшь немного, построим с тобой каравеллу и отправимся в кругосветное…

Через полгода, летом, за ним пришли. — да, именно так, «за ним пришли». — Мы с мамой и Тонькой были на даче, не знали ничего. Вернулись в город, а в нашем доме — чужие люди. Они всё забрали себе, что у нас было. А книги папины продали, наверное. Или выкинули. Нам не до книг тогда было. Вот так. Но я всё помню. И каравеллу всё-таки построю.

Он докурил свой «Дуглас» и ушёл в административный. Вещей при нём было — один тощий рюкзачок на верёвке.

* * *

Отец закрыл глаза и долго сидел молча. Я не люблю его детские истории. Слышал их тысячу раз, и каждый раз по-разному, и где там правда, отец уже и сам не помнит.

* * *

Знаешь, сынок, а он построил эту свою «Санта-Марию». Нанял команду, ходил по океанам-морям. Я однажды подошёл к нему — их встречали в Барселоне, толпа народа, журналисты, зеваки. Подсунул для автографа блокнот. Игорь меня не узнал, просто обрадовался земляку. Подписал, как я просил — «Всё тип-топ, пацаны». Я-то думал, вдруг совесть успокоится от того клетчатого листка, от тех слов. Нет, брат. Столько всего было в жизни, а когда не спится, слышу крик в темноте. Кар-р-р-равел-л-л-ла!

* * *

Ничего толком не знаю об отце. Я маленький был, когда он ушёл, года четыре. Мама никогда не рассказывала о нём, я не спрашивал. Больная, закрытая для неё тема. Стал искать его — потом, когда мамы уже не было. Первая наша встреча — он сидит на скамейке на бульваре, в плаще и старомодной шляпе. После того прилетал к нему раз в несколько недель, на выходные-праздники. Мы даже почти подружились за эти семь лет. Но кто он, кем был, где жил и с кем…

Месяца через два я вернулся в холодную папину квартиру — привести в порядок его бумаги. Никакой синей папки среди них не оказалось. Правда, в верхнем ящике стола, запертом зачем-то на ключ, лежали кораблик из тетрадного листа и старые детские очки на резинке.

Le Chevalier du Temple

Location: Москва

Date: 17.07.11

Mood: midsummer

Music: H. U. V. A. Network — Dissolving Time

— Жак, а что такое мракобесие?

Тишина. Мне показалось, что Жак не услышал мой вопрос. Он сидел на сыром каменном полу и думал, искал выход. Но вдруг ответил.

— Это, сынок, когда в голове мрак, а во мраке водятся бесы. И чем мрак тот гуще, тем бесы злее.

Чудак

Location: Москва

Date: 03—04.12.11

Mood: winter is coming

Music: Не для меня придёт весна…

Мда-а-а… Флоренция, незнакомый знакомый город. Сколько ж лет я здесь не был? И снова пасмурно, собирается дождь.

Навстречу — два мордоворота из городской стражи. Вон тот, пониже да потолще, где-то я видел эту свиную физиономию.

— Ну, что встал, дрын немытый? Чё пялишься?

— Ты Гвидо? Сын дяди Джузеппе и тёти Лючии? Вы жили рядом с Санта Феличита?

— Ну, Гвидо. Что с того?

Не узнал, видать. Ладно, невелика потеря, надо теперь от него как-нибудь отвязаться.

— Постой-ка, парень, а ты не Джакомо, случаем? Ну, конечно! Вернулся на Р-родину, блудливый сын? Эй, Марко, кабанья твоя рожа, это ведь Джакомо, кореш мой, друган по детству! Ну, здравствуй, братишка!

Гвидо дыхнул на меня кислым перегаром, обнял так, что хрустнули кости. Друган! Помню я эту дружбу, твою и банды твоей, все ваши пинки да зуботычины. Ладно, дело прошлое. Земляк всё ж таки. Вообще, не думал, что хоть кто-нибудь в городе меня вспомнит. А батя у тебя, Гвидо, неплохой был мужик, пока трезвый. И мать, грустная, седая не по возрасту, с жилистыми, но нежными руками.