Я подошла к дереву, около которого он стоял совсем недавно и, прислонившись к нему спиной, села прямо на землю. Мне нужно было немного побыть в одиночестве. Подумать о будущем, прошлом и настоящем.
Конечно, это не извиняет его поступка, но... хотя бы оправдывает.
Я никак не могла понять, почему он скрывает свою человечность, почему объясняет все свои добрые поступки извращенной вампирской мыслью. Выходит, дело всегда было только в графини. Выходит он делал это не для себя, а для людей?
Чтобы не доставлять им лишних мучений?
Как же он жил все это время? И каково же ему приходилось среди остальных вампиров, когда даже его "друг" не догадывается о его настоящих чувствах?
Конечно, он не должен был обращать меня, но... он ведь боялся за меня. Он сделал это, потому что я небезразлична ему. Хотя да, ему надо было отпустить меня раньше, или позволить умереть, особенно зная мое отношение ко всему этому.
А что делать теперь мне?
Да, я немного защищена от графини, но она все равно сильнее меня. И разве это жизнь - мучиться жаждой и бояться сорваться, повредив дорогим тебе людям. Хотя, Эш сказал, что жажда нестерпима лишь первое время, а дальше...
Значит, я должна смириться?
У меня есть право выбора.
Я могу остаться здесь прямо сейчас до рассвета и покинуть этот мир, пока не успела совершить ничего ужасного.
И оставить Эша одного с графиней на целую вечность.
Я могу пытаться справиться с этим сама. В обиде на Эша покинуть его и жить, как жила прежде. Точнее, не жить. Не выходить на солнце, избегать людей. Забыть про всех своих друзей. Тихо сходить с ума в одиночестве, показывая свой никому не нужный характер, от которого будем страдать мы оба.
Или же я могу остаться с Эшем. Могу забыть его поступок, простить его и жить дальше. И конечно помочь ему в борьбе с графиней. Тогда я останусь в замке, а он не даст мне совершить глупости. Он будет добывать для меня кровь, и учить бороться с жаждой. И возможно так я даже смогу встретиться со своими родителями. Смогу обвыкнуться с этой новой нежизнью. А у нас будет одна вечность на двоих.
Эш тоже хочет этого, я знаю. Теперь он сам сказал мне о своих чувствах. О том, что я не безразлична ему.
О том, что его страсть была самой настоящей. Как и моя.
Даже сейчас я люблю его, пусть мне и горько, а во рту солоно от слез.
Слез вампира.
Наверняка теперь мои глаза того насыщенного алого цвета свежей крови, а моя кожа бледная и твердая, словно мрамор.
Я непроизвольно оглядела свою обнаженную руку. Так и есть. Бледная, безукоризненно чистая, она будто вспыхивала в свете луны таинственным жемчужным блеском. Я потрогала свои волосы, что стали гуще, шелковистей и длиннее. И думаю, я сейчас куда красивее, чем прежде, если вспомнить то, как восхитительно выглядит Эш.
Я рассмеялась сквозь слезы хохотом, что был близок к истерике.
Подумать только, теперь Билли Уэйлис, который не пригласил меня в школе на бал, наверняка бы сдох от сожаления, что упустил такой лакомый кусочек.
Смех перешел в громкие рыдания.
Или он сдох бы от моих острых, как бритвы, клыков.
Я провела под деревом остаток ночи, погруженная в истерику и собственные сбивчивые мысли.
Что ж, единственным выходом остается попытаться смириться со своей новой сутью вампира и сохранить в себе человечность, ведь я не изменилась в худшую сторону, если не считать тех моментов, когда на меня накатывает жажда...
Я не успела додумать, как телу поступил отчетливый сигнал бежать прочь с открытого пространства. До рассвета оставалась несколько минут, и солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта.
Этот сигнал исходил из глубины сознания, из той вампирской части, что появилась после моей смерти, и был таким настойчивым, что я тут же подскочила на ноги.
Удивительно, как Эш смог забыть о восходе солнца с таким мощным напоминанием? Или это еще одна особенность новообращенных, наряду с жаждой? Логично, ведь чем меньше возраст вампира, тем быстрее солнце сожжет его. А это значит, новичкам нужно помнить об этом особенно.
Я заставила себя остаться на месте.
Нет, я не желала сгореть заживо, но я вглядывалась новыми глазами в этот посветлевший мир. Теперь, когда небо стало бледно-голубым, синева ночных красок ушла, уступив место нежным пастельным тонам. И это приносило мне какое-то непонятное успокоение.
Ведь раз я могу наслаждаться красотой природы, значит, справлюсь и с жаждой? Значит, я остаюсь верной себе?
У меня еще хватало времени убраться в замок, когда внезапно передо мной появился Эш. Лицо его было полно отчаяния. Он сгреб меня в охапку, сделав это довольно легко, и перенес в спальню, где мы провели такую незабываемую ночь, последнюю в моей жизни.
Опустив меня посреди комнаты, он рухнул передо мной на колени и, взяв за руки, посмотрел снизу вверх лицом, полным горя, тоски и мольбы.