Сказки для взрослых

Проснувшись под утро, в холодном поту, старик стал судорожно искать «волшебный карандаш», чтобы на обратной стороне медицинского рецепта «нацарапать» этим карандашом последнее своё желание: вернуть его обратно в детство, чтобы он смог заново прожить свою жизнь без волшебства, но как он ни старался, найти карандаш он так и не смог. Карандаш бесследно исчез, а вместе с ним и надежды пожилого, дряхлого старика: стать юным, терпеливым и трудолюбивым мальчиком, шагающим к любой мечте своими ногами, а не при помощи рук волшебника, размахивающего волшебной палочкой…

МЕДВЕДКО

Продав городскую квартиру и закатив на вырученные средства шикарный банкет в честь своего юбилея и безвозвратного ухода на пенсию, виновница торжества, Марья Ивановна, бывшая повариха, а ныне официальная одинокая пенсионерка, под звуки живой скрипки торжественно попрощалась со своими коллегами по кухне и, громко хлопнув дверью, красиво вышла из ресторана.

Таким резким и барским образом она решила «завязать» с прошлой жизнью, «разрубить канат», связывающий её с суматошным и душным городом и, спалив за собой все «мосты», ведущие в прежнюю жизнь, уехала на заслуженный отдых, но не на испанскую Мальорку, о которой смотрела документальный сериал по телевизору и слышала в какой-то песне, а в самую обыкновенную глухую Алтайскую деревню.

Поселившись в заброшенном частном доме на окраине села, где когда-то жили её бабушка с дедушкой, Марья Ивановна, словно вырванное когда-то из родной землицы молоденькое деревце, спустя много лет вернулась в родной сад, чтобы пустить свои корни в эту святую, пропитанную теплом и энергией предков, землю, по которой, будучи ещё совсем маленькой девочкой, она беззаботно бегала своими босыми ножками и звонко смеялась от счастья.

Найдя в родном доме душевное тепло и свои старые игрушки, Мария Ивановна растрогалась, всплакнула от радости и, окружив себя любимыми куклами, впала в детство, превратив свою новую жизнь в старую детскую кукольную игру.

Беспрерывно заботясь о куклах, она то и дело норовила их покормить, помыть, переодеть, расчесать им волосы да спать уложить. Она пела им колыбельные песни, убаюкивала их интересными сказками и подробными пересказами излюбленных бразильских телесериалов. Вроде бы, она делала всё так же, как и раньше, но куклы, почему-то, вели себя как-то странно. То ли они стали старше, то ли умнее, а может, они просто продолжали обижаться на свою хозяйку за то, что она их бросила и уехала в город без них. Так или иначе, но куклы больше не хотели делиться с Марией Ивановной своими секретами, горестями и радостями. И, вообще, они стали какими-то неразговорчивыми, нудными, сварливыми и вредными девочками.

Не желая терпеть их капризы, Марья Ивановна заперла кукол обратно в чулан, и яркий розовый кукольный дом вмиг стал прежней, обшарпанной, ветхой, скрипучей избушкой — на «курьих ножках».

Страдающая от одиночества и близорукости, Марья Ивановна так бы бессмысленно и коротала оплаченные государством деньки (эстафетно меняющие за окном времена года), если бы в один из холодных, зимних вечеров она не услышала активное шебуршание в сарае.

— Это смерть с косой за мной пришла, либо коса из сарая за воришкой «ушла», — мелькнули в её голове тревожные мысли, а следом за ними, конечно, проскочили ещё и пару оптимистических вариантов со Снегурочкой и Колобком. Но, поскольку, она не очень-то верила в девушек, слепленных из снега, и, тем более, в говорящий круглый хлеб, то остановилась на первых двух версиях и отправилась одну из них опровергать.

Вооружившись кочергой, Марья Ивановна, словно защитник женской сборной по хоккею, подкралась на цыпочках к сараю и, заглянув вовнутрь, прищурилась. Что-то не очень большое и лохматое активно возилось в углу сарая, разваливая аккуратно сложенные полешки дров.

— Кто здесь? — громко спросила Мария Ивановна и, направив включенный фонарик в сторону возни, второй рукой начала угрожающе размахивать перед собой кочергой.

Круглый и яркий луч света захватил незваного гостя и, ослепив его, сделал недвижимым. Медвежонок-подросток, словно малолетний преступник на допросе, закрывал свою мордочку лапой от светящего в упор фонаря и недовольно, еле слышно, рычал себе под нос.

— Ты кто, не могу понять, собака, что ли? — продолжала «допрос» Марья Ивановна, пытаясь навести «резкость» в своих глазах. Но размытое мутное лохматое существо не сознавалось и продолжало негромко порыкивать от страха.

— Ты, наверное, жрать хочешь? — предположила Марья Ивановна и, выключив фонарик, чтобы не нервировать животное, отправилась в дом за едой.

Порывшись в холодильнике, она нашла кусочек засохшего обветренного сыра, немного колбасы и горбушку чёрного хлеба.

— Бутерброд будешь? — вернувшись в сарай, гостеприимно спросила Марья Ивановна у забившегося в угол лохматого гостя, и, бросив в его сторону сложенные стопкой продукты, саркастическим тоном хамоватой официантки стала перед ним притворно оправдываться: