Сказки французских писателей

Лет триста тому назад в стране Уклан жила-была семья художников, которые звались Ольгерсоны и писали одни лишь шедевры. Все Ольгерсоны были знамениты и уважаемы, и если их слава не перешагнула границ страны, то лишь потому, что королевство Уклан было уединенным, находилось далеко на Севере и не соседствовало ни с каким другим. Суда его выходили в море только на добычу морского зверя и рыбы, те же, что искали путь на Юг, вдребезги разбивались на рифах.

У старого Ольгерсона, старейшины этого рода художников, было одиннадцать дочерей и семеро сыновей, и все они были талантливыми живописцами. Все восемнадцать Ольгерсонов сделали прекрасную карьеру и жили в достатке, неге и почете, но ни у кого из них не было детей. Поскольку старику было невмоготу смотреть, как угасает на его глазах род, для которого он так много сделал, он женился на дочери охотника на медведей и в возрасте восьмидесяти пяти лет зачал сына, которого нарек Хансом. После этого старик скончался со спокойной душой.

Ханс, пройдя школу своих восемнадцати братьев и сестер, стал великолепным пейзажистом. Он писал ели, березы, луга, снега, озера, водопады, причем на полотне они выглядели такими же, как их создал господь бог. Казалось, ноги мерзнут в снегу, когда смотришь на зимние пейзажи Ханса.

Однажды медвежонок, увидевший на картине Ольгерсона ель, принял ее за настоящую и даже попытался залезть на нее.

Ханс Ольгерсон женился, и у него родилось два сына. У старшего, Эрика, вовсе не было художественных способностей. Он мечтал только об охоте на медведей, китов, тюленей и пылко увлекался мореплаванием. Родственников он приводил этим в отчаяние, особенно отца, который считал его неучем и тупицей. Оскар же, который был на год младше Эрика, напротив, проявил недюжинные художественные способности, тонкость чувств и несравненную твердость руки. Уже двенадцати лет от роду он писал пейзажи, которым завидовали все Ольгерсоны. Его березы и ели выглядели еще натуральнее, чем на полотнах отца, и продавались за сумасшедшие деньги.

Столь противоположные вкусы не мешали братьям нежно любить друг друга. Если Эрик не пропадал на охоте или рыбалке, он сидел в мастерской брата, и только рядом с ним Оскар чувствовал себя совершенно счастливым. Братья были так дружны, что не было у одного радости или горя, которое другой не пережил бы как собственное.

В восемнадцать лет Эрик стал настолько хорошим моряком, что без его участия не обходилась ни одна путина. Но он мечтал пройти полосу рифов, которая открыла бы ему путь в южные моря. Эрик часто говорил об этом брату, приводя его любящую душу в смятение при мысли об опасностях, которые сулила подобная затея.

Хотя Оскару едва исполнилось семнадцать, он уже был метром. Отец с гордостью заявил, что ему больше нечему учить сына. Но юный метр вдруг охладел к живописи. Вместо величественных пейзажей из-под его кисти выходили только какие-то наброски, которые он делал на разрозненных листах и тут же рвал. Пятнадцать оставшихся в живых Ольгерсонов обуяла тревога, и они решили все выяснить. Отец воззвал к Оскару от имени всех:

— Не разочаровался ли ты в живописи, милый мой сын?

— О нет, отец, я люблю ее пуще прежнего.

— Ну что ж, приятно слышать. Уж не этот ли верзила Эрик отвращает тебя от нее, или я ошибаюсь? Ну если это и впрямь так!

Оскара возмутила сама возможность подозрений, и он заявил, что только рядом с братом ощущает прилив творческих сил.

— В чем же дело? Тогда, может, ты влюбился, и это тебя отвлекает?

— Прости меня, отец, — ответил Оскар, опуская глаза. — И вы, тетушки, и вы, дядюшки, простите. Однако мы в своем кругу. И потому могу признаться, что, хоть я встречаюсь со многими женщинами, ни одной еще не удалось удержать меня.

Все пятнадцать Ольгерсонов расхохотались и начали громогласно обмениваться теми двусмысленными шутками, что были в ходу среди художников королевства Уклан.

— Вернемся к нашим баранам[165], — сказал отец. — Откройся нам, Оскар, скажи, всего ли достает тебе. И если есть в твоем сердце какое-нибудь желание, не скрывай его.

— Есть, отец. Я бы попросил отпустить меня на год пожить в твоем доме в горах Рхана. Я бы отдохнул там. Уверен, что работаться мне там будет хорошо, особенно если ты разрешишь брату разделить мое уединение.

Отец охотно согласился, и уже на следующий день Оскар и Эрик ехали в санях в горы Рхана. День шел за днем, и не было дня, чтобы Ольгерсоны не вспоминали отшельников, особенно Оскара. «Вот увидите, — говорил отец, — вот увидите, что за чудеса привезет он с собой. Я уверен, он что-то задумал». В день, когда исполнился ровно год, как уехали его сыновья, он сам отправился в путь и спустя неделю подъезжал к своему дому в горах Рхана. Оскар и Эрик, заметив отца еще издали, поджидали его на пороге дома: один, как было заведено, держал домашнее платье, подбитое волчьим мехом, в руках другого аппетитно дымилось блюдо с тюленьими потрохами. Отец торопливо проглотил угощение, так ему не терпелось насладиться созерцанием пейзажей Оскара.