Сказки города

– Хороший вариант, но трудоемкий. Один только запрос будет неделю рассматриваться, если не больше, а пока найдут списки, если найдут… Пашка, смотри!

Юлия хлопнула брата по плечу и указала на дом. В окне пятого этажа зажегся неуверенный огонек.

– Бинго! – ухмыльнулся Пашка.

– Да, остальных уже вывезли, я один остался. – говорил Нерон Петрович – Ездил к внукам на выходные. Вернулся, а тут такое дело.

В комнате сильно пахло воском и старой квартирой, пол был покрыт кое-как разложенными вещами из тех, что обычно копятся у стариков. На свободных участках стояли свечи: люстра уже была снята и упакована.

– Ну, отругали меня, конечно, но что уж тут сделаешь, назад же не воротишь. Вот, завтра повезут. Говорят, мне на новом месте понравится, ну, а я вот здесь попривык за столько лет.

Он улыбнулся щербатым ртом и протянул ребятам чашки.

– Не обессудьте, заварил прямо там. Чайник уже упакован.

– Спасибо. – сказала Юлия – Вы, наверно, всех знаете, кто здесь жил?

– Да какое там! Раньше вот знал, а теперь только ближайших соседей, да и то дай бог памяти на все эти имена. У нас поумирали многие, кого-то к себе дети забрали. Это же дом стариков был. Потом сюда студенты наприезжали, в основном иностранцы. Жилье-то не ахти, дешевое. Вот им теперь счастье привалило!

– А художники у вас жили? – спросил Пашка.

– Художники? – Нерон Петрович шумно отхлебнул из чашки – Понятия не имею. Я ведь, знаете, старался особо не вникать, кто чем занимается, только если сами говорили. Но у нас на этаже точно никого не было, да и этажом выше тоже. Я бы запомнил, заметил. Но нет, не знаю. А зачем вам художники?

Пашка вкратце рассказал ему историю со шкафом.

– Вот оно как, значит. – старик поскреб подбородок – Интересно! Но, боюсь, ничем вам не помогу. Не могу вспомнить ни одного художника, ни теперь, ни тогда.

Лица молодых людей выразили такое разочарование, что Нерон Петрович смутился и еще усерднее заскреб по щетине.

– А что за картина, вы говорите?

– Девушка. – кисло ответил Пашка. – Очень красивая. На испанку похожа.

Лицо старика посветлело.

– Я ее знаю. Антуанетта.

Антуанетта жила на том же этаже, в квартире напротив. Она действительно была испанкой, правда, только наполовину. Красивая, яркая, всегда готовая рассмеяться, она была любимицей всего дома. Нерон был младше ее на 10 лет, но они все равно очень дружили.

– Имена у нас обоих были что надо. Ее назвали в честь Марии Антуанетты, меня – сами знаете. Вот так и подружились. Ее отец работал на текстильной фабрике, иногда приносил мне модные рубашки. Знаете, для них – производственный брак, швы кривые, ткань плохая, а для небогатого мальчишки радость. Я очень ими гордился. Потом он получил работу в другом городе, и они всей семьей уехали. Как раз лет пятьдесят назад. Вот так-то.

– Ну что ж, мы хотя бы знаем ее имя. – Вздохнул Пашка, когда они вышли на улицу.

– Да, но толку-то? – Юлия поджала губы – Я вот думаю, Пашка, а с чего мы взяли, что был какой-то художник и какая-то романтическая история? Шкаф вполне мог принадлежать Антуанетте, а портрет мог написать кто-то из ее друзей или подруг. Поэтому Нерон Петрович и не помнит художника.

– А почему в шкафу? – Возразил Пашка.

– А просто шутки ради. Потом Антуанетта уехала, а громадный шкаф с собой не повезла. Следующие жильцы заклеили картину обоями, чтобы не смущала. Ну подумай сам, какой пылкий влюбленный будет заклеивать портрет любимой женщины?

– Может, он хотел ее забыть.

– Ох, Пашка! Почему он тогда не продал шкаф? Ладно, думай, как знаешь, поиск все равно зашел в тупик. Мне все-таки кажется, что Элиэйзер надел на нас розовые очки. Как только шкаф приведут в порядок, выставлю его на продажу. Ну, не раскисай. По крайней мере, это было интересно.

Через несколько дней жизнь в комиссионке вернулась в привычную колею. Юлия склеивала фарфоровую чашку, Элиэйзер с Пашкой чинили старинный телевизор, а позабытый уже шкаф мирно возрождался в столярной мастерской. Все было хорошо.

Элиэйзер приладил переключатель и осторожно перевел его в рабочее положение. Последовала вспышка, и Пашка, как раз поправлявший вилку в розетке, с руганью отскочил в сторону. Телевизор не отреагировал никак.

– У, рухлядь! – старик в сердцах грохнул по нему кулаком – Выкинуть…

Экран моргнул и ожил.

– Пашка, смотри-ка, шкафный дом! – сказала Юлия – Звук есть?

Элиэйзер что-то подкрутил, и из динамиков донесся искаженный голос:

– «… доживает свои последние часы. Уже завтра рабочие не оставят здесь камня на камне. И, хотя здание не подлежит реставрации, а на его месте планируют построить детский центр, никак не удается избавится от чувства, что вместе с домом уходит часть нашей истории…»

– А я думал, его уже снесли. – Сказал Пашка.

– Я тоже. – Кивнула Юлия.

Пашка задумчиво погрыз карандаш.

– Слушай, Юлька, не хочешь завтра сходить туда?

– Зачем?

– Не знаю. Может, попрощаться. Все-таки история. Мне почему-то кажется, что нам нужно туда пойти.

– А магазин кому оставить?

– Мне. – Вдруг сказал Элиэйзер – Идите, может, еще что-нибудь про наш шкаф узнаете. Если не пойдете, жалеть будете.