– Соседка, – пояснила Дуня, суча руками передник – Нет у ней никого.
– А вы что ж, приглядеть за ней сможете?
Дуня замешкалась, вспомнила младшего хворого сынка, работу, свою старуху-мать…
– Я пригляжу, – сказала Сашенька. Они с Теодором вернулись и теперь стояли неподалеку, ждали, когда можно будет войти. – Хорошая она.
Доктор глянул на нее исподлобья, потоптался на месте да и сказал все-таки:
– Недолго ей осталось…
Теперь Сашенька приходила к бабе Тамаре без малого на целый день. На Тамарином дворе ей было свободнее, чем на собственном – никто не указывал, что она должна делать, и работа спорилась в ловких молодых руках. Утром она доила коз, выводила их в загон, шуршала по дому да ухаживала за бабкой. Та уже потихоньку вставала, но делать ничего толком не могла. Ходила, опираясь больше на Теодора. Тот чувствовал свою важность и надежно поддерживал легкое теперь старушечье тело.
Раз Сашенька принесла с собой меньшого брата. Поздний ребенок, в свои почти три года он не ходил – что-то не так было с его левой ножкой. Едва вставая, он подворачивал ее и падал. Доктор говорил, что, может, пойдет, да будет хроменьким. Он сидел у кровати бабки Тамары и играл с деревянными ложками, представляя, что это самолеты. Сашенька стирала пыль с полок. Тут бабка приподнялась, подозвала пса. Теодор тут же подошел и подставил свое крепкое плечо. А бабка повернулась к мальчонке:
– Ну что, Ванюшка, погуляем?
– Да что ты, баба Тома, зачем ты? Не может он, – всполошилась Сашенька.
– А ты погляди, погляди.
Бабка потянулась и положила цепкие пухлые ручонки на песий загривок. Ванюша обомлел. Дома ему не позволялось подходить к собаке. Он запустил пальцы в длинную шерсть и с наслаждением дернул. Теодор вздрогнул, но стерпел – бабка Тамара тоже, бывало, дергала его, если оступалась. Потом мальчик вдруг обнял пса и прижался щекой к его теплому боку. Бабка Тамара шагнула, с ней шагнул и Теодор, и с ним, все так же в обнимку, шагнул Ванюша.
Так они ходили, бабка, пес и мальчик. Сначала по нескольку шагов, потом – подольше. А потом, покачиваясь, все трое стали выходить и со двора. Увидев их, Дуняша всплеснула руками и задохнулась, не найдя слов. Потом подошла и крепко поцеловала бабку Тамару в щеку. Та только отмахнулась.
Через месяц, когда осень постепенно захватила деревню, Ванюша уже гулял с Теодором сам. Он все так же крепко вжимался в собачий бок, но ножки его окрепли, и, хоть и неловко, но ступали. Гуляли недалеко – пес не любил надолго оставлять хозяйку, и часто оглядывался, стоило отойти от дома.
Вечером, когда бабка Тамара ложилась спать, Теодор всегда устраивался подле ее кровати. Вот и тогда улегся. Бабка провела по его шерсти морщинистой рукой и сказала:
– Ты, друг, Ванюшу береги. Приглядывай за ним. Ты ему нужен.
Теодор облизнулся и посмотрел на нее влажными глазами.
А наутро бабки Тамары не стало. Она ушла тихо, во сне.
Теодор лежал на крыльце. На его дворе суетились чужие люди, но он знал их всех и не лаял. Люди говорили о доме, о том, кто тут тепереча станет жить, о козах, о бабке… О нем все забыли. Ему было плохо, ведь его бог ушел, и ушел навсегда. Теодор не знал, почему бог не взял его с собой. Наверно, так было надо, и у богов есть прогулки, на которые не берут Теодоров… Но теперь Теодор был совсем один.
Он закрыл глаза и, наверно, задремал.
Пухлые детские ручки вцепились в его шерсть.
– Падем, – сказал Ванюша и потянул пса, – Дем, дем!
Пес поднялся. Он посмотрел на Ванюшу, по-человечески вздохнул и пошел. Мальчик шел рядом и болтал, весело и невнятно, как умеют дети. Для него пес был огромным, теплым, надежным. С ним было спокойно и совсем не страшно. Для Ванюши Теодор был его личным богом.
Конечно, Дуняша забрала пса к себе. Старик Григорий ворчал, что не станет кормить двух собак, но ей было все равно. Мягкая и тихая, в этот раз она твердо решила поступить по-своему. А когда на дворе появились щенки, и Григорий заикнулся про мешок да реку, Дуняша всерьез замахнулась на него половником…
Динкин день рождения
Глядя на Борьку, сложно было представить, что он когда-то мог быть женат, таким рыжим, веснушчатым и по-мальчишески худощавым он был. Поэтому, когда вечером он посмотрел на календарь и вдруг заговорил про бывшую жену, Наташа очень удивилась.
– В субботу день рождения дочки. – Сказал Борька.
– А сколько ей лет? – спросила Наташа.
Борька достал из пачки сигарету, прикурил и только тогда ответил:
– Будет восемнадцать.
Наташе было двадцать три. Она улыбнулась и больше ни о чем не спрашивала.
Борька с Ирой развелись шесть лет назад. Они очень любили друг друга и всегда желали друг другу счастья, вот только счастье у них, как оказалось, было очень разным. Потому и развелись. Такое тоже бывает.
Динка – дочка – осталась с мамой. Она была такой же рыжей и веснушчатой, как отец, только глаза были Иркины – карие. Они часто виделись, ходили в кино, прятались от дождя под мостами, а весной, когда все только-только просыпалось, бродили по лесу, иногда вдвоем, иногда с друзьями…