Сказки города

Медсестра не отвечает, просто смотрит на него. Под ее взглядом его лицо меняется, каменеет, на нем появляется страх, понимание:

– Нет!

Он вскакивает с качелей:

– Этого не может быть! Это глупость, бред! Это шутка! Меня чем-то накачали, да? Эй, уже не смешно! Где вы все? Выходите, хватит! Не смешно!

Кадр на медсестре. Она молчит, смотрит на него, по щекам текут перемешанные с тушью слезы. Камера взлетает, вертится, вертится, все сливается, исчезает в вихре… Камера замирает. В кадре – большое облако. Голос Сергея: – Я могу что-то изменить?

Голос медсестры: – Нет. (Пауза) Я не знаю…

По облаку пробегает рябь, становится понятно, что это – большая лужа. По луже пробегают дети, видны только их ноги. Отражение в воде разбивается брызгами, когда вода успокаивается, видно отражение Алисы. Она смотрит вслед детям. Голос за кадром:

– Мгновения счастья… Мгновения… Сотни религий и вероучений обещают нам просветление, вечную жизнь, абсолютную истину… Следуй правильным путем, и ты обретешь то, что заслуживаешь.

(Алиса идет по дороге, камера идет вслед за ней)

Ты следуешь – и обретаешь. Свою, индивидуальную истину, свое, индивидуальное просветление, подходящее под степень твоего личного мазохизма. Потому что идешь своим, индивидуальным путем. Не похожим ни на какой другой путь. А абсолютная истина, которую тебе обещают… Это мгновение. Вот это, конкретное, мгновение, и то, что в это мгновение ты жив. Ты существуешь. Со всем своим багажом мечтаний, потерь, идей, чувств – ты здесь. А дальше – твой выбор. И ты каждое мгновение выбираешь, что тебе делать с этим существованием.

Камера заходит за ней в подъезд, поднимается по лестнице на третий этаж, входит в квартиру. Алиса расстегивает пальто, улыбается своему отражению в зеркале и говорит:

– С днем рождения!

В дверь звонят, начинают приходить гости, с гитарами, цветами, шампанским, все галдят, смеются, громкая музыка. Здесь все действующие лица, кроме медсестры и Сергея, и еще неизвестные люди. Камера скользит по лицам, по рукам, по бокалам, потом как будто отходит и наблюдает комнату со стороны. В кадре – профиль Евы. Она стоит с бокалом в руке и смотрит, как веселятся все остальные. К ней подходит Андрей:

– Все в порядке?

– Да, да, все хорошо, просто еще не переключилась.

– Твой друг, про которого ты говорила. Он должен был здесь быть, да?

Ева кивает. Андрей говорит:

– Повеселись и за него тоже.

– Обязательно.

Андрей уходит к остальным. Голос Евы за кадром:

– Иногда что-то кажется настолько ужасным, настолько неправильным, что ты не веришь, что это происходит по настоящему. Тебе кажется, что это какой-то розыгрыш, или ошибка, и вот сейчас все опомнятся и все исправят.

(В кадре Сергей и медсестра, они идут по набережной и о чем-то разговаривают)

Бывают моменты, когда это чувство становится настолько сильным, что кажется, ты можешь протянуть руку, крикнуть «Стоп» и отмотать все обратно.

(В кадре – Ева с бокалом, она смотрит в окно, камера показывает панораму крыш.

Голос медсестры: – Ты должен отпустить все это. Тогда ты сможешь идти дальше.

Голос Сергея: – Но я не могу. Не хочу отпускать!

В кадре – Ева с бокалом у окна, взгляд с улицы)

Голос Евы:

– И потом, когда жизнь вернется на то место, с которого все не заладилось…

(В кадре – Сергей, он уходит один, медсестра смотрит ему вслед)

… ты можешь вырезать кусок и отснять его заново.

(В кадре – Ева. Она подносит к уху мобильник)

Ты можешь переиграть все как надо.

(Гудки. В кадре – Сергей. У него звонит телефон. Он останавливается, смотрит на дисплей (номера не разобрать) и подносит телефон к уху.)

В трубке – шум праздника и голос Евы:

– Серега! Ну где тебя носит? Все уже собрались, тебя ждем.

– Я уже иду.

Он улыбается, камера кружит вокруг него, в кадр возвращается цвет, не приглушенный, а в полную силу. Сергей смеется, прохожие, яркие и разные, оборачиваются на него, улыбаются и идут дальше, камера взмывает ввысь, в синее небо, в облака, улетает из города, слышен смех, смех, смех…

Снято!

Море

И было море.

Море дышало, то медленно, медитативно, древне, то часто и прерывисто, будто только что взбежало на высокий холм.

На холме была деревушка. Она лежала, вытянувшись на щедрой земле, и на одном ее боку стояли хижины, а на другом цвели и колосились поля. А руки деревушка тянула к морю. И в руках ее были лодки.

Каждое утро мужчины деревни спускались к воде, и деревня раскрывала пальцы, отпуская лодки на волю. Покидая берег, мужчины пели. Они дарили морю музыку своих голосов, а море дарило им рыбу. Каждое утро они улыбались друг другу.

Женщины тоже знали море. Для них оно было другим. По вечерам они спускались с холма и благодарили море за то, что оно вернуло мужчин домой, уберегло их от непогоды и дурных мыслей. Женщины пели морю свои песни, нежнее, протяжнее.

Для мужчин море было товарищем, для женщин – великой матерью.

А еще женщины пели ветру. И он был ласковым и мягким, как шелк, и был капризным и дерзким, как мальчишка, и был яростным, как пощечина. Женщины пели ему колыбельные, и ветер затихал, замолкал, засыпал.