Сказки города

Камера зависает над ним и резко падает вниз, останавливается на уровне сидения скамейки. В кадре – красные кеды с приставшим осенним листом. Голос за кадром:

– Если бы меня снимали на камеру, это было бы в черно-белом цвете. (Из кадра медленно уходит цвет, далее сцены с ним черно-белые). Как в старом, давно забытом кино. Ты помнишь, что когда-то что-то смотрел, но не можешь вспомнить сюжет, актеров, название… Я и есть такое кино.

Камера поднимается выше и отходит чуть назад, так что человек виден целиком. Он гасит сигарету о спинку скамейки, выкидывает бычок в урну и какое-то время оглядывает парк, возможно, в поисках знакомых лиц. Камера дает крупный план. У сидящего довольно резкий профиль, на скуле – свежий порез от бритвы. Он молод, у него живое лицо, однако сейчас мимика очень скудна, как бывает с очень усталыми людьми.

Сергей достает мобильник, перебирает номера. Рисунок на дисплее не четкий, слишком светлый, такой, что невозможно разобрать.

– Чушь какая-то. (Хлопает по телефону, но толку никакого). Кажется, я схожу с ума… Сколько я уже здесь? Не помню ничего. Нужно идти… Куда идти? Не важно. В конце концов, не сидеть же здесь вечно.

Камера проплывает по парку, выхватывает из дождя людей. У всех одинаково пустые, безразличные лица. Никто не улыбается.

– Что это с ними? Неужели это все дождь? Лица как будто мертвые, никаких эмоций. Так и хочется помахать у них перед глазами рукой «Эй! Есть здесь кто-нибудь?» Интересно, неужели и я такой же?

Камера идет следом за человеком (Сергеем), обгоняет его, в кадре – следы ботинок на мокром песке. Кадр упирается в большую лужу. Мелькают детские руки, опускающие на воду бумажный кораблик. Камера видит девочку в дождевике, она что-то напевает себе под нос. Сергей останавливается напротив нее. Девочка поднимает глаза. Сергей улыбается, девочка широко улыбается в ответ. Крик из парка:

– Наташа! Домой пора!

Улыбка исчезает. Девочка подхватывает кораблик и убегает на голос. Сергей смотрит ей вслед, потом садится и дотрагивается до воды. Голос за кадром:

– Дети… Вот у детей нормальные лица, живые, открытые. Они еще не научились прятаться, не решили, что это нужно. Или не так. У них еще есть это право – не прятаться, быть настоящими. Всегда быть настоящими, в любой ситуации, с любыми людьми, а не только в своей маленькой компании. А мы это право уже потеряли. Когда? Почему? И что мы получили взамен? Наверно, это глупо, такие мысли. Глупо, но не неправильно. (Поднимается,идет по парку) Да… Когда я встретил Катьку на улице, случайно, она куда-то бежала, я ее с трудом узнал. Мы виделись всего-то пару секунд, но я до конца понял, что это Катька, только когда она посмотрела на меня и улыбнулась. До этого у нее было такое же точно лицо, как вот у них. Робот. (Выходит на набережную) И это Катька, нормальный, не зашоренный человек. Получается, что мы настоящие, до конца настоящие, только тогда, когда просыпаемся по утрам. Не от будильника, а сами по себе. В первые секунды, когда еще не вспоминаем, какой сегодня день и что собирались делать. Вот тогда мы – это мы, те самые, которые есть за всеми повседневными масками. (Камера видит проходящих мимо людей. У всех одинаковые черные зонтики) А каким ты просыпаешься? А ты? (Камера следит за прохожими, лица – крупным планом, кадр плывет, перемещается на стену дома. Номер и название улицы расплываются так, что не разобрать.) Интересно… (Сергей дотрагивается до стены, смотрит на свою руку, потом вверх, на номер) Значит, я все-таки схожу с ума. Слава богу.

Камера отходит назад, Сергей смотрит вверх, мимо проходят люди с черными зонтиками, все уплывает, уплывает, уходит в нерезкость…

Оператор спотыкается, камера ныряет в небо, потом, кадром по стене, сползает вниз, и снизу, с мокрого асфальта, высвечивает сидящего на подоконнике человека (Макс). Подоконник на внешней стороне окна, над ним – козырек с эмблемой какого-то кафе, человек спрятался под ним от дождя. Изображение практически монохромное, цвета есть, но приглушены. У Макса в руках бутылка пива и сигарета. Он коротко, но неопрятно подстрижен, одет в наглухо застегнутую кожаную куртку и светлые джинсы. Он смотрит прямо перед собой. Камера выпрямляется и какое-то время изучает его лицо, потом поворачивается вслед за его взглядом.

Посреди тротуара стоит нищий сумасшедший старик. Он держит в руках куций, поломанный зонтик, который выглядит так же, как его владелец. С зонтика капает вода. Голос за кадром: