То ли ветерок услужливо передал этот призыв, то ли молодой рыцарь по собственному побуждению пустился в обратный путь, — не имеет большого значения. Достаточно сказать, что не успели оглянуться, как рыцарь Ирвин был уже тут как тут. Вместе с ним вернулась в Халлермюнд и шумная радость, изгнанная из замка со времени большого бала. Графиня сняла траур и встретила стройного рыцаря не как бывшего слугу, а как господина. Она устроила в его честь пышный званый обед и велела поднести ему бокал, который тот совсем недавно подносил ей сам. Мудрые дамы из соседних графств немало судачили по этому поводу, а самые проницательные утверждали, будто давно догадывались, что между графиней и прекрасным рыцарем зародилась любовь, которая вскоре будет скреплена перед алтарем. Еще совсем недавно все эти люди держали бы пари на сто против одного, что верная Ютта вторично замуж не выйдет, теперь же, предложи им кто такое пари, они бы охотнее держали его на обратных условиях.
Пока во всех четырех соседних графствах с метафизическим глубокомыслием обсуждался вопрос о возможности и действительности второй любви для графини фон Халлермюнд, рыцарь Ирвин заботился лишь о том, как бы закрепить свой успех и положить конец всяким толкам. Он отважился смело взлететь на крыльях любви, чтобы подняться до своей бывшей госпожи, и посватался к ней. Освободившись от своей клятвы, неверная Ютта уже сделала первый шаг, второй стоил ей меньше усилий; оставалось лишь забыть о своем положении, спуститься на ступеньку ниже по общественной лестнице и, пренебрегая мнением высшего света, уступить влечению сердца. Она снисходительно пошла навстречу счастливчику, выслушала его предложение и заключила с ним нежный союз любви, которому недоставало лишь верховного благословения, уже обещанного любящей чете любезным настоятелем. Спесивые родственники графини напрасно морщили нос. Приготовления к свадьбе совершались с большой помпой. Богатая невеста старалась великолепием и блеском второй свадьбы прикрыть свое ущемленное достоинство.
Приблизительно за месяц до этого торжества, поздним вечером прекрасная невеста прогуливалась под руку со своим рыцарем по аллеям парка, уверяя возлюбленного, что и для него в саду цветет роза и зреет виноград. Увлеченные нежной беседой, они не замечали, по какой дорожке шли, и случай привел их к мавзолею. Одиноко стоял он в ночной тишине, ибо графиня уже давно не посещала его. Полная луна ярко освещала его фасад, а жуткий полночный час придавал этой картине особенную торжественность. Случайно графиня подняла глаза, и взгляд ее упал на статую, высившуюся над святилищем. И вдруг ей почудилось, будто холодный мрамор ожил, подобно творению Пигмалиона[160]
, в которое восторг художника вдохнул душу. Статуя, казалось ей, зашевелилась и подняла правую руку, как бы в знак предостережения или угрозы. Холодная дрожь пронизала сердце клятвопреступницы при виде этого необъяснимого явления. С громким криком она отшатнулась и спрятала лицо на груди рыцаря. Ирвин удивился, не понимая, чем вызван этот странный испуг.— Чего вы испугались и почему так дрожите, дорогая? — спросил он. — Не бойтесь ничего, я держу вас в объятиях; эти руки защитят вас от всякой опасности, пока бьется сердце в моей груди.
— Ах, Ирвин, милый рыцарь, — дрожащим голосом прошептала испуганная графиня, — разве вы не видите, как страшно кивает статуя на мавзолее, как грозит мне поднятой рукой? Скорей прочь от этого мрачного места, где меня окружает ужас смерти.
Влюбленный рыцарь нашел, что подобное видение может только помешать его планам, и постарался разумными доводами успокоить графиню.
— Это всего лишь игра воображения, — сказал он, — и если только она вас тревожит, отбросьте ваши страхи; тень от высокого вяза, колеблемого ветерком, да бледный луч месяца обманули ваше зрение, и от этого смешения света и тени ваша живая фантазия создала страшную картину, а уныние полночного часа довершило ее.
— Нет, нет, — возразила графиня, — мои глаза не обманулись. Статуя двигалась и грозила мне, напоминая о клятве. Ах, Ирвин, милый Ирвин, я не могу, я не смею быть вашей!
Эти слова так ошеломили Ирвина, что он едва не лишился чувств, и слова замерли на его устах. Всю ночь раздумывал он, как бы вырвать прекрасную Ютту из-под власти суеверных страхов, но так ничего и не придумал. Рано утром он сел на коня и отправился к доброму советчику, мудрому настоятелю, в Эльдагсен, чтобы поговорить с ним о своем трудном деле, ибо он сам, собственно, не знал, как понять странное видение графини, на достоверности которого она настаивала. Ирвин рассказал ему о необъяснимом происшествии, и настоятель — светлейшая голова своего времени — рассудил вполне резонно, что чудесное видение было не чем иным, как обманом чувств, а затем он вместе с рыцарем поехал в Халлермюнд, чтобы успокоить графиню.