Было очень трудно делать несколько дел сразу: петь, танцевать, снимать книги с полок и доставлять их Гомеру, поэтому временами голоса начинали звучать устало. Но стоило кому-нибудь увидеть на переплете или приклеенную к полке букву «О», или цифру «100», или там «800», как снова гремело могучее:
— Собирайте дырки в чистые пробирки!.. Пончики, пончики — целые вагончики!..
И чем громче они пели, тем быстрее танцевали вдоль полок; а чем быстрее танцевали, тем больше книг они собирали и относили Гомеру на просмотр. И в конце концов он сидел уже так высоко на горе из потрепанных черно-синих книг, что просто было страшно за него, как бы он не упал оттуда и не разбился вдребезги.
Книги, попадавшие к Гомеру, были всякие: по искусству и биографии великих людей, по философии и по географии, по геологии и по зоологии, по анатомии и даже по экономике, ме говоря уже о художественной литературе. Но ту самую книгу, которую он читал примерно год назад и где был напечатан рецепт, как избавиться от страшной обрушившейся на них болезни, ту бесценную книгу он пока еще не обнаружил. Он почти готов был плакать от отчаяния, но, во-первых, этому мешало пение, а во-вторых, в нем все счце теплилась надежда, что вот эта… вот следующая книжка окажется той самой, единственной…
И у всех, глядевших на неутомимого Гомера, прибавлялось сил и мужества.
Фредди пел и танцевал уже не на первом этаже, а на втором, на балконе, уставленном книжными полками. Он сбрасывал оттуда синие и черные потрепанные книги прямо на Гомера, а тот ловко ловил их со словами: «Будет дыркам в тесте тесно, будет тыркам в десте десно, будет просто расчудесно!», и на этот раз самый придирчивый хормейстер ме уловил бы у него ни малейшего сбива в ритме или в мелодии.
Внезапно Фредди заметил что-то странное: две книги, пущенные его умелой рукой, пролетели мимо Гомера, а тот не обратил на них никакого внимания… В чем дело? Что он, заснул, что ли? Нет, наоборот, Гомер во все глаза глядел на одну книжку рассказов в синем переплете.
И прежде чем вы смогли бы пропеть «чики-пон, чики-мон», Гомер понял уже, что нашел именно то, что нужно. А через несколько секунд это поняли все остальные и столпились у подножия книжной горы, не переставая петь и раскачиваться в танце.
— Луч надежды к нам проник из одной из синих книг! — пропело измученным голосом главное сопрано.
— Тише, тише, тише, тише, — подхватил хор, — пусть сидит на книжной крыше, головой пускай качает, нас быстрее выручает!
Гомер и в самом деле качал головой и вздрагивал в такт песне — словом, делал то же самое, что и другие. Но вот он уставился в книжку, заулыбался…
И вдруг случилось чудо!
В то время как другие качали головой, Гомер стал вздрагивать; когда же другие вздрагивали, Гомер качал головой… Это была огромная победа — Гомер вышел из общего ритма и перешел на свой собственный… И потом с вершины книжной горы, перебивая песню о пончиках, Гомер продекламировал такие слова:
Прежде чем Гомер во второй раз прокричал: «Режьте братцы, режьте, режьте осторожно…», его сограждане-певцыв первый раз за вечер сбились с ритма своей песенки о пончиках. А затем один за другим они принялись выкрикивать вместе с Гомером «Режьте, братцы, режьте, режьте осторожно…», пока наконец, все до единого — да, все до единого! — не начали отбивать ногами совсем другой ритм и радостно и согласованно вопить: «Кондуктор, отправляясь в путь, не режь билеты как-нибудь!», и так далее.
Эти слова повторял сейчас каждый, кроме Гомера. А он сидел в изнеможении на вершине книжного Эвереста и улыбался.
Все остальные между тем продолжали вопить свое: «Синий стоит восемь центов, желтый стоит девять центов, красный стоит только три… Осторожно режь, смотри!» — и притопывали ногами так сильно, что люстра качалась, как от буйного ветра. Качались также немногие оставшиеся на полках книги — те, которым посчастливилось быть красноги или желтого, или зеленого цвета; раскачивались, словно пьяные, столбики с просьбой соблюдать тишину; раскачивв лись, наконец, сами декламаторы.
Но только не Гомер. Он спокойно сидел на книжном пике и спокойно улыбался. Потому что он выздоровел! Да, совсем… Стал таким, как прежде.
Окончательно отдышавшись и отдохнув, Гомер, незамеченный, спустился вниз по книжному склону.