Из Средней Азии брат вернулся другим, ничего никому не рассказывал, даже мне, мы и встречаться стали редко. Я тоже повзрослел, и понимал, что у него, наверное, свои взрослые дела. Все оказалось гораздо хуже… Пустой взгляд и трясущиеся руки, это была Средняя Азия, которую он привез с собой, внутри своих вен. Брат. Я никогда раньше не общался с настоящими наркоманами, и только теперь начал догадываться какой это ужас, когда ломка действительно ломает хорошего человека, а хороший человек превращается в зависимое животное, или гниющее растение. Наверное, я, сделал чудовищно мало. Я только ходил к нему в клинику, таскал ему хорошие книги, разговаривал, убеждая, что ему просто нужно вылечиться. Затем, подарил ему свой новый плеер, который он тут же сменял на дозу, отдал ему свою последнюю надежду, и ушел… Мне кажется, я сделал очень мало, но, я просто не мог смотреть как тот, кого я любил, неотвратимо превращается в такое…
Уже позже, общие знакомые рассказали мне о том, что вскоре он сбежал из больницы, назанимал в их городе кучу денег и не смог отдать, потому, что продолжал колоться. А еще он постоянно прятался… Почему? Большую часть денег он занял у очень нехороших людей, местных полубандитов, которые, все же выследив однажды моего брата, периодически избивая, и издеваясь, долго держали его в каком-то заброшенном подвале, выколачивая свои кровные деньжата. Брат снова бежал, только для того, чтобы выброситься из окна седьмого этажа старого кирпичного здания хрущевской застройки. К счастью неудачно, он остался жив, но вместе со всеми своими проблемами. Он все еще не мог жить без наркотиков, а дальше ситуация сложилась такая, что его вообще могли убить. И мы помогли ему бежать, на этот раз очень далеко. Потом, мы не виделись с моим братом пять лет. Он уехал в Норильск, долго скитался по каким-то монастырям в поисках приюта и случайного заработка, пока не прибился к Новой христианской секте, где ни смотря на мое негативное, ко всяческим сектам отношение, из него, практически потерявшего все, сделали нормального человека. Он забыл о наркотиках, и снова стал другим. К сожалению, снова далеким от меня, но хорошим, ведь им по вере запрещалось не только употребление наркотиков, но и алкоголя и сигарет. Он обрел новый душевный покой, много времени проводил в церкви, и наконец, женился на одной из единоверных сестер. Уже после всего этого он и встретился со мною, пересаживаясь из Санкт-Петербургского поезда в поезд, следовавший в Норильск. Мы пожали друг другу руки и посмотрели глаза…в глаза.
Прошло еще пять лет, прежде чем, мы снова встретились. Но он снова был в нашем городе только проездом, в этот раз вместе со своей женой.
5
Излишне худ, на левой щеке кривой шрам, на правой руке золотые часы, в глазах покой и уверенность человека, знающего, зачем живет.
– Ну, здравствуй, брат.
– Здравствуй, – улыбаюсь я ему в ответ, пожимая протянутую мне сухую ладонь.
Мы встретились на даче моих знакомых в Сосновом бору. Я, он и его жена Любовь, веселая, похожая на шаловливую лисичку и одновременно, чем-то неуловимым, на своего мужа.
Была уже зима, и в нетопленом доме стоял ужасный холод, зато здесь нам никто не мешал: говорить, молчать, слушать. Мы грелись густым ароматным кофе из большого китайского термоса и кусочками пиццы, разогретой на костре вместе с сосисками – гриль.
– Он действительно на тебя похож, – смеялась Люба, обращаясь к брату, медленно обходя меня сидящего посреди комнаты на стуле, словно какую-то новогоднюю елку.
– Ничего подобного, – возмущался я. – Может только глаза.
– Да, у вас похожи глаза, – соглашалась его жена, присаживаясь рядом.
– Ну, как ты живешь, – спрашивает брат, переставляя свой стул поближе к моему стулу.
– Пока пережидаю черную полосу…, – с натяжным вздохом отвечал я, комкая в руках кусок остывшей пиццы. Брат и Любовь после моих слов посмотрели друг на друга, как-то задумчиво. А затем, улыбнувшись, так же задумчиво все смотрели на меня.
– Дождись белой, – словно чего-то, смущаясь, советовала Любовь.
– Бог дает испытания сильным, а затем награждает, – подтверждал ее слова мой брат.
– Да надоела мне эта зебристость жизни, – возмущался я, крутнувшись на стуле, и чуть не выронив чашку с кофе.
– Но ведь, увы, эта дурацкая зебра неотделима от нас, успокаивал меня брат…, и я ему верю.
Мы еще какое-то время то молчали, то говорили, то просто смотрели друг на друга: задумчиво, с улыбкой, только я иногда с грустью смотрел на брата. А он словно уловив мою грусть, предложил:
– Приезжай к нам.
– Мы будем рады, – соглашалась с братом его жена.
– Мы будем ждать. Приедешь? – брат смотрел на меня с вопросом, на который уже знал ответ.
– Конечно, приеду, – подтвердил я.
Мы обнялись, снова посмотрели в глаза друг другу и пожали руки. Его жена Люба поцеловала меня в правую щеку, а я, ее в левую, она улыбнулась, я тоже. Так, мы прощались…
А потом, я долго стоял на трассе и махал им рукой, даже когда они уже исчезли из пределов всякой видимости.