Сказки летучего мыша

— Поступим так, Леонид Сергеевич. Я, помимо текущей работы по трем упомянутым персонажам, сделаю следующее. Во-первых, попытаюсь восстановить ВСЕ действия Шляпникова второго июня — вплоть до его обнаружения на пустыре с разрубленной головой. Есть большая вероятность, что пентагонон из квартиры Филимоновых изъят его стараниями. Надо найти эту штуковину и попять наконец, что она такое. Во-вторых, попробуем разобраться с псевдокротом на огороде Шляпниковых. В-третьих, я посмотрю, что имеется по прошлому «графской Славянки» в наших архивах. Ваша задача: присматривать за развалинами. При малейших непонячках — немедленно связываться со мной. Все каналы для экстренной связи я вам дам. А еще попробуйте откопать какие-нибудь жемчужинки в том навозе, что выгребли из большой кучи Интернета… — Чагии кивнул на коробку с компьютером и дискетами.

Кравцов скривился, как от зубной боли. И это знает! Проконтролировал визит в «Паутину»? И скачиваемую информацию тоже? Интересно, как? Ладно, неважно… Чем там мог заинтересоваться писатель Кравцов, не так уж сложно вычислить.

Кажется, это и называется: жить «под колпаком»…

Привыкайте, господин писатель.

7

Гном стоял в глубине оконного проема графских развалин. Густая тень скрывала его от любого стороннего взгляда. Он же всё видел отлично.

Видел, как подкатил к сторожке большой черный джип, как из вагончика вышел писатель. С ним — седоголовый человек, севший в машину. Джип укатил, писатель остался. Постоял, посмотрел по сторонам, скользнул взглядом по развалинам… Гнома, понятное дело, не заметил. И вернулся в сторожку.

А Гном продолжил свое терпеливое ожидание. В путь он решил отправиться после полуночи. Чтобы никто не заинтересовался, что за странную бронзовую фиговину тащит он в сторону «болотца»…

Предания старины — VI.

Подземелье. Ночь на 19 июля 1943 года

За месяц, прошедший после странного артналета, произошло много событий — и тоже весьма странных.

Хосе Ибарос, по крайней мере, не понимал ничего.

Вечером того дня, когда собор лишился куполов, а Хосе — в самом прямом смысле — остался без крова, оберштурмбанфюрер пригласил его к себе. Похоже, Кранке серьезно досталось во время катаклизма, содрогнувшего особняк, — полулежал в кресле, на двух подушках, голова забинтована, сам бледный как смерть.

Однако заявил без обиняков: секретная операция, в которой надлежит принять участие сеньору Ибаросу, состоится в самое ближайшее время. В течение двух дней. Посему дворец отныне по любым причинам покидать запрещается. Новое помещение для жилья сеньору отведут незамедлительно. О сути дела — опять-таки ни слова.

Ну что тут мог рядовой Ибарос сделать? Лишь откозырять и отправиться откапывать из-под обломков личные вещи да перетаскивать в новую клетушку, на сей раз на первом этаже. Причем поселился там Хосе вновь в компании эсэсовца — теперь Пауля.

Всю ночь парень не мог уснуть — лежал, ворочался. Думал то о Марии, то о секретной операции. О Марии, надо сказать, — чаще.

Прошло два дня — об операции ни слуху, ни духу. И через три, и через четыре дня, — то же самое. Похоже, переоценил Кранке свои силы… Из апартаментов оберштурмбанфюрер две с лишним недели не показывался, зато доктора туда зачастили. А без вызова к нему не пойдешь, отчета не потребуешь…

Пауль был чином выше, чем покойный Отто, — шарфюрер. Вроде фельдфебеля, значит. (Хотя, конечно, эсэсовскому фельдфебелю и лейтенанты-испанцы первыми козырнуть зазорным не считали.) И по характеру оказался другим — парнем веселым и общительным. Одна беда — по-испански знал еще меньше слов, чем Хосе на немецком. Особо не пообщаешься… Даже если и набрался бы рядовой Ибарос смелости расспросить: почему сидят они вдвоем в «замке» безвылазно, чего ждут, к чему готовятся, — все равно ничего толкового не вышло бы. И Хосе ничего не спрашивал.

Марию тоже увидеть больше не удавалось. В ее двух комнатах перекрытия уцелели — и жила она по-прежнему на втором этаже. По крайней мере, ежедневные рейды туда двух зсзсовцев не прекратились.

От тоски и безделья разные мысли в голову Хосе приходили. Например: а ну как помрет оберштурмбанфюрер, не выздоровеет? Война эта дурацкая рано или поздно закончится, и они с Марией…

Но Кранке не умер.

На третью неделю своего затворничества вновь появился — уже без повязки, ходит твердо, уверенно… Словно и не был ранен.

Появился — и первым делом рассорился с Команданте. Иначе говоря — с командиром дивизии генералом Инфантесом.

* * *

Начальственная ссора произошла на первом этаже, в библиотеке. Наедине, понятное дело, без свидетелей.

Но, начав беседу достаточно тихо, оберштурмбанфюрер и Команданте под конец повысили голоса настолько, что наружу кое-что вырвалось. Говорили они вперемежку, то по-испански, то по-немецки — оба собеседника владели двумя языками в совершенстве.