Ранунера вернулась домой; она никому ничего не сказала, закрыла дверь и легла на свою циновку. С каждой минутой ей становилось все хуже и хуже, и не было рядом ни одной живой души, чтобы помочь несчастной. Прошло много времени, и она умерла.
Через несколько месяцев Разатуву вернулся домой. Он подошел к деревне ночью, остановился перед закрытыми воротами и стал кричать:
— Открой! Открой мне! Открой мне ворота!
Никто не шелохнулся.
— Открой! Открой мне! Открой мне ворота!
Никто не проронил ни слова.
— Открой! Открой мне! Открой мне ворота! Открой мне Ранунера! Это я, Разатуву, твой друг!
Никто не ответил ему. Потом пришла его сестра и сказала:
— Подожди, я сейчас открою.
Разатуву удивился; он подумал, что его жена крепко заснула. Ему не хотелось, чтобы ворота открыла какая-нибудь другая женщина, поэтому он крикнул:
— Я сам открою! Я открою сам.
Он толкнул ворота и вошел.
Разатуву подошел к своей хижине и увидел, что двор зарос травой, а дверь затянула паутина. Но он все-таки постучал и крикнул:
— Открой! Открой мне! Открой мне дверь!
Никто не шелохнулся.
— Открой! Открой мне! Открой мне дверь!
Никто не проронил ни слова.
— Открой! Открой мне! Открой мне дверь! Открой мне, Ранунера! Это я, Разатуву, твой друг.
Никто не ответил ему. Потом его мать крикнула:
— Сейчас я тебе открою!
— Сейчас я тебе открою! — крикнул его маленький ребенок.
Но он ответил им:
— Я не хочу, чтобы мне открыл кто-нибудь, кроме Ранунеры. Лучше я сам открою дверь своего дома.
Разатуву изо всех сил толкнул дверь. Она поддалась, он вошел и увидел, что его жена лежит на циновке недвижимая и окоченевшая, зеленая, как косточка манго, когда ее опустишь в воду. Сердце его преисполнилось печалью, он почувствовал, что не может вынести такого горя. Он взял острый нож, который всегда носил на поясе, и вонзил себе в грудь. Так кончилась великая скорбь этого человека, умершего из-за любви. Оба возлюбленных лежали рядом, неподвижные и холодные; их души не отрываясь смотрели друг на друга, а их бесчувственные тела уже начали разлагаться.
Говорят, через некоторое время они превратились в вурундреу и полетели в деревню, где жила мать Ранунеры; там на лугу под присмотром детей паслись быки. Вурундреу стали кричать детям:
Дети, сторожившие быков, оглянулись и увидели двух птиц, двух вурундреу; никогда в жизни они не видали таких чудесных птиц. Дети позвали взрослых, чтобы они послушали, как поют птицы:
— Да ведь это голос Ранунеры, — удивились люди. — Надо позвать ее мать, чтобы посмотреть, узнает она голос дочери или нет.
Так они и сделали.
— Здравствуй, госпожа! — сказали они, потому что мать Ранунеры была их индриамбахуакой. — На луг прилетели две необыкновенные птицы, они говорят, как люди, и у одной из них голос в точности, как у твоей дочери.
Мать пришла на луг и услышала, как вурундреу кричат:
У матери перехватило дыхание, и она упала на землю. Люди приводили ее в чувство так долго, что за это время рис успел бы свариться. Когда индриамбахуака опомнилась, она сказала:
— Принесите риса, вареного мяса и сырого мяса, положите все здесь на новую чистую циновку. Если это моя дочь, она будет есть вареное мясо, если это другая девушка, она будет есть сырое.
Так и сделали. Обе птицы сели на циновку и стали есть вареное мясо. Индриамбахуака снова упала и перестала дышать; люди отливали ее водой, чтобы она пришла в себя Птиц отвели в деревню и, пока они были живы, кормили как детей индриамбахуаки.
Говорят, поэтому мальгаши не убивают вурундреу.
РЕБЕНОК И ФОССА
Однажды Рамаруаиака ушла ловить раков; детям она велела сидеть дома и ни в коем случае не ходить за ней. Прошло немного времени, и один мальчик все-таки вышел из хижины и побежал за матерью. Он думал, что она совсем близко, поэтому он шел по дороге и кричал:
— О мама! О мама!
От страха голос у него дрожал.
— Ох! Ох! — донесся издалека какой-то другой голос.