Сказки Малышки Жюли

— Нет, давно. Много лет назад. Она уже не помнит, кто это был, но слова эти крепко засели в её памяти, в мыслях, в самом сердце. Она жила с этими словами все эти годы до сегодняшнего дня и сама себя убеждала в их правдивости. Она запрещала себе любить, так как была уверена, что в ответ её никто не полюбит. И теперь… её сердце ожесточилось и очерствело.

— Док… Она же совсем девчонка, — Патрик выдохнул облачко пара, которое тут же инеем осело на его шарфе. — Вы же говорите так, будто речь идёт о человеке, прожившем долгую жизнь!

— Ты прав. Но это произошло с ней в том возрасте, когда всё воспринимается гораздо острее и больнее, когда каждое чувство возводится в абсолют, когда на одной случайно обронённой фразе вдруг сходится клином свет. Ей могли бы помочь окружающие её люди, но она не верила в эту помощь и лишь сильнее убеждала себя в собственном одиночестве.

«Да кому я нужна?!» — вдруг пронёсся в голове Патрика девичий голос, и он задохнулся от волн всепоглощающего отчаяния, исходящих от фигуры на лавочке, застывшей каменным изваянием.

— И всё из-за того, что кто-то что-то сказал? — тихо спросил он.

— Увы! Слова ранят больнее любого оружия. Кто-то когда-то сказал не подумав, и чужое слово покатилось по её жизни снежным комом, пустило корни, обросло болью. И однажды она неожиданно пришла к страшной, но ужасно логичной мысли: раз никто не может её полюбить, то и она сама не может любить себя. Так, отвергая других, она отвергла и саму себя.

— Разве она не понимает, что делает?! — воскликнул Помощник. — Разве не видит?!..

— Понимает, очень хорошо понимает. И очень боится своих мыслей — да, и сейчас ей очень страшно. Но без посторонней помощи она уже не может перестать разрушать себя.

— Значит, мы поможем ей? — взволнованный Патрик вцепился в уздечку Альмута. — Поможем, Док, ведь правда?

— Для этого мы здесь, — ответил тот. — Но она должна довериться нам, иначе мы бессильны…

Пат кивнул на саквояж, прикреплённый к седлу пегаса.

— Вы сделаете снадобье?

— Нет. Это сделаешь ты, — Док без тени улыбки посмотрел на него, а Патрик озадаченно потёр нос: волшебные эликсиры никогда не были его сильной стороной. — Только другим способом: волшебной песней.

— Я? Песней? Магическим вокалом? — Патрик нервно взъерошил волосы и подумал, что лучше уж эликсир состряпать. — Но я же опоздал на этот урок!

— Успокойся, тут нет ничего сложного, — Доктор Тондресс положил руку на плечо Помощника. — Искренне, всем сердцем пожелай помочь ей, иначе и магия не сработает, и врачевание не принесет пользы. А потом просто… спой.

— Что именно спеть? И нужна ли рифма? Я, признаться, не силён в стихах.

— Тайна этой магии кроется вовсе не в рифме, а в словах и мелодии, в звучании голоса, в гармонии звуков — всё это соединяется вместе и получается песня, которая способна так или иначе влиять на человека. Хорошо подумай и найди тот особый ключ, который откроет тебе доверие этой девушки.

Патрик задумчиво потёр подбородок, а потом кивнул.

— Да, я понял. Как её зовут?

Доктор Тондресс снова бросил внимательный взгляд на девушку.

— Даня. Ступай, — Док забрал у Патрика поводья и легонько подтолкнул его вперёд, а в памяти Патрика будто сама собой всплыла одна из колыбельных Доктора.

Даня сидела на холодной скамье, съёжившись и обхватив себя руками. Она смотрела в одну точку и тихо всхлипывала, будто от рыданий, комом стоящих в горле, но глаза были сухими — казалось, в очерствевшем сердце не осталось слёз. Она и сама не знала, что заставило её этим вечером покинуть дом и прийти в этот почти заброшенный безлюдный парк. Она чувствовала себя уставшей и совершенно разбитой, а в голову назойливо лезла одна и та же мысль: «Да кому ты нужна такая?!»

— Ни-ко-му, — одними губами проговорила Даня и вдруг услышала песню.

Голос был тихий и мягкий, как падающий снег, но тёплый — как домашний камин, как пуховые варежки и мурлыканье кота. Он отвлек Даню от мрачных мыслей, и она прислушалась, но никак не могла разобрать слов — они будто ускользали от неё. Даня огляделась по сторонам, но никого не заметила и пожала плечами — мало ли, что почудится.

Но песня по-прежнему звучала, а Даня не могла понять, что с ней происходит: в душу будто проникло маленькое солнышко, согревающее и ласковое, и его лучики теперь бережно исцеляли невидимые, но такие болезненные раны. Глаза на мгновение застлала пелена, и Даня с удивлением стёрла с щеки слёзы: наконец-то исчез этот душащий ком в горле, и она смогла свободно вздохнуть.

Увидев на лавочке рядом с собой незнакомого человека, Даня вздрогнула от неожиданности: она была уверена, что секунду назад там никого не было. Мужчина тепло улыбнулся, и его карие с золотыми искорками глаза тоже засияли улыбкой.

— Привет! — сказал он. — Меня зовут Патрик!

— Привет, — Даня удивлялась сама себе: ещё вчера она сразу бы ушла, а сейчас осталась сидеть на месте. — Это вы пели? — вдруг спросила она.

— Я, — Патрик улыбнулся и снова запел: — В колыбельную песню звёзд ночь вплетёт нить воздушных грёз, станет песнь мягче облаков: спи, мой друг, сладких снов¹.