Сказки мегаполиса

— Васька Эстэл требует отгул, — заторопился Боря. — Мы ему в прошлое воскресенье дали общественное поручение: выступать за команду нашего отдела в институтских соревнованиях. В прошлое воскресенье проводилось первенство по перетягиванию каната, вот Ваське и поручили всех перетянуть. Он же здоровый. Победителю начисляется сумма очков такая же, как за четыре опубликованных статьи. Дело выгодное. А Васька теперь требует отгул. «Поскольку перетягивание проводилось в воскресенье и потребовало значительных затрат физических кондиций», — прочитал Боря и протянул Арсению мятый листок. — Это он заявление написал, говорит, что был в команде затяжным.

— Каким? — недоуменно спросил Арсений.

— Затяжным. Ну знаете, в гребле — загребной? Все одинаково гребут, а загребной, вроде как больше других. Вот Васька и написал, что был затяжным, потому что стоял первым и ему больше всех пришлось пыхтеть, — конфузясь, объяснил Боря.

— Борис, ты притворяешься, или в самом деле, как говаривает наш директор, дубовый, словно дерево? Затяжной, загребной, дурдом какой-то! — Арсений скомкал листок и бросил в урну. — Он над тобой издевается, а ты глотальник раззявил. А теперь иди и передай этому французу, что намечается дело, он у меня пристяжным пойдет. Кроме того, передай, что начальство чрезвычайно довольно его, Эстэловой, исполнительностью и раздумывает, в каком месяце ему выписать премию — в этом или, может быть, в следующем? Пусть посоветуется с лаборанточками и сообщит, как ему удобней. Так вот и передай. — Арсений запер дверь кабинета на ключ, отключил телефон, уселся за стол. — Все. Пусть они перетягивают канаты, чинят канализации, покупают кефир, а меня нет. Я преставился.

ГЛАВА 3

— Слушай, Драный, брось ты его, — маленький тянул верзилу за рукав.

— Нет, ты погоди. Он мне не нравится. Врезать ему, что ли? Жельтмены, предлагаю на спор, я ему по соплям, а он мне спасибо, — Драный выплюнул окурок и, погано улыбаясь, неспешно двинулся вперед. Скажешь спасибо, отличник? Какой гордый, молчит, партизан, — он весело заржал и оглянулся на своих. — Гусь, а ты как соображаешь? Врезать или не надо?

Худой, прыщавый Гусь стоял несколько в стороне и лениво лузгал семечки. Он сплюнул шелуху и безразлично бросил:

— Ну врежь, если хоцца.

Гусь достал новую порцию семечек и возобновил прерванное занятие. Драный повернулся и сочувственно произнес:

— Видишь, земляк, деваться некуда. Народ просит.

Он лениво размахнулся и шлепнул ладонью по щеке…

Арсений замотал головой и проснулся. Некоторое время лежал, приходя в себя, настолько реальным показался сон. Полное ощущение того, что пощечину ему влепили не пятнадцать лет назад, а только что. Он откинул полог и выбрался из палатки. Над озером клубился туман. Солнце еще не взошло, но синие предрассветные сумерки уже почти растаяли и верхушки деревьев зажглись в первых лучах невидимого пока светила. Прохладный утренний воздух вызывал легкий озноб. Арсений энергично замахал руками, пробежался по берегу и принялся разжигать костер.

Прожив три дня у деда Нила, Арсений дождался, пока приехал Эстэл. Тот поведал ему о своих злоключениях в борьбе с пенсионером-общественником. Борьба эта, кстати, была еще не окончена, поскольку пенсионер результатов проведенного анализа не признал и требовал экспертизы, грозился «вывести контрреволюционное гнездо на чистую воду». Васька плюнул и, воспользовавшись оформленной командировкой, уехал от греха.

После его приезда, они, по рекомендации Нила Степановича, перебрались к Черному озеру. Дед вообще отнесся к ним достаточно благосклонно. Многое рассказал. Показал самые удивительные места, только к Емельяновой ловушке идти отказался. Сказал, что туда, мол, каждый должен идти сам, а лучше не соваться. Даже местные предпочитают обходить Дьявольский замок стороной. Арсений пытался выспросить у деда как они, деревенские, объясняют себе загадочные свойства Места, те странные вещи, которые здесь творятся. Дед, однако, отшучивался, говорил, что привыкли и не обращают внимания.