Сказки мегаполиса

Наконец, костер разгорелся. Арсений повесил котелок, поджег щепку, прикурил. «Счастливчик! — подумал он об Эстэле. — Дрыхнет без задних ног. А меня словно кто-то пытается убедить, что я ничтожество, трус и все такое прочее. Восьмая ночь — восьмой раз один и тот же сон! Возможно ли вообще такое, чтобы человек сам себе признался, что он ничтожество? Если я поперся сюда, то как раз для того, чтобы доказать самому себе противное!» — Арсений подумал было, что надо разбудить Ваську и отправить производить утренние замеры, однако, оглянувшись на Эстэлову палатку, отчего-то раздумал. Палатка была гордостью Васьки Эстэла. При каждом удобном и неудобном случае он хвалился, будто это подарок одного друга-полярника. Если судить по Васькинам рассказам, то среди его друзей вообще нормальных людей не было. Они были или полярниками, или космонавтами, или членами кооператива по приготовлению шашлыков и чебуреков. Однако друзья друзьями, а палатка действительно была знатная. Устанавливал ее Васька аккуратно, сначала собирал каркас из алюминиевых трубок, затем натягивал ярко-красное прорезиненное полотнище. Спал он всегда в одиночестве, ссылаясь на то, что не переносит тесноту.

Арсений высыпал в закипающую воду два пакета концентратов и, потянувшись, направился к озеру.

«Что-то размышления мои уводят меня далеко от того ушастого Драного, который в сопливом детстве влепил мне по морде, а я смолчал. — Арсений остановился, поднял облизанную озером гальку. — И до сих пор молчу, хотя по морде с тех пор получал достаточно часто. Но почему та первая, детская пощечина самая обидная, будто потерял что-то в себе, или вообще себя потерял? Дожился, сам с собой боюсь быть откровенным, как будто, действительно, я — это не я вовсе. — Незаметно Арсений стал думать о себе, как о постороннем, словно это он был ненастоящий, а тот, настоящий, потерялся на одном из поворотов. — Может, ты потерял себя позже, — думал он, бредя по берегу, — когда увольняли Жеку? За что его уволили? За то, что он попросил не вмешиваться директора в дела, в которых он ни черта не смыслит, и не перекраивать программы эксперимента. Жека тогда сказал, что его, директорово дело, распределение талонов на диетпитание, утряска показателей, а также исправно работающая канализация, точнее, неисправно работающая. Жеку уволили, а по морде получил ты, Арсений. Потому что Жека был прав. Потому что он был твоим другом, а ты промолчал. А может, ты потерял себя на темной улице у рощи, когда не заметил, что двое мерзавцев изгаляются над девчонкой, предпочел перейти на другую сторону и прошагать мимо. А может быть, это уже не ты перешел? А тот остался на другой стороне? Остался и потерялся? Нет? Тогда, может быть, эта потеря произошла при составлении списков на жилье, когда ты выписал для количества мать, а потом отправил обратно? Тогда ты оправдал себя. Говорил, что такие нормы жилой площади на человека годятся разве что для человека неживого, на кладбище такие нормы годятся. Тогда ты оправдал себя, а Любовь Ефимовна с дочкой осталась жить в общежитии. Бойня за место под солнцем была большая, а соседом по лестничной клетке оказался директорский сын, которого и в списках-то не было. И ты с ним здороваешься, а надобно бы плюнуть ему в рожу, а заодно и себе самому. И еще было много поворотов… Где искать? Думаешь Место поможет? — Арсений с силой зашвырнул гальку и вернулся к костру. Снял котелок с варевом непонятного цвета и запаха. — А ведь я надеюсь, что поможет. — Он зачерпнул ложкой из котелка, попробовал и сплюнул. — Хорошая вещь, Ваське понравится. — Усевшись на опрокинутое ведро, Арсений закурил. — Должно помочь. Что-то такое я чувствовал, было же у меня ощущение, что вот-вот разгадаю… Было и ускользнуло. Осталась только уверенность, что приехал я сюда не зря. Что-то будет! И еще сказка какая-то в голове вертится, про пацана, который отдал, золотой рубль и жизнь свою какому-то нищему. А может и не рубль он вовсе отдал. «Клянусь копытами козла…» Это вроде из той же сказки. Черт те что в голову лезет! Надо делом заняться».

Арсений направился к палатке, вытащил дневник.

«Вчерашние опыты зафиксированы, кроме последнего. — Он принялся листать тетрадь. — Так, ага, вот. «18.00 — Дед водил на Ползающую топь. Полная неудача. Никакой топи не обнаружил. Нил Степанович спокоен, говорит, на то она и ползающая. Может, уже где в другом месте. Васька с ним поругался. Дед обиделся. Эстэлу выговор, ужин без сладкого. У деда просил прощения. Тем более, что топь эту я видел, когда ходил один. Непонятное явление! Трясина — не трясина, а не обойдешь. Что характерно, занимает она, судя по всему, достаточно локальный участок, однако моя попытка обойти ее не удалась. Когда стоишь перед топью, визуально кажется, что размеры ее совсем невелики, правильный круг метров двести в диаметре. Справа и слева вполне обычный лес. Прошел около километра вправо, а когда двинулся к Большому Камню, опять угодил в топь. Полное ощущение, что она ползет за мной. Живая гать не появлялась, вынужден был вернуться.