Сказки мегаполиса

— Ладно, что это я? Жара, что ли на меня так действует? — внезапно успокаиваясь, подумал Арсений, — Объясняем же! Уже четыре, или нет… три необъяснимчика объяснили. Четвертое объяснение Комиссия по контролю необъяснения объяснимых… Тьфу черт, запутался! Комиссия по контролю за объяснением необъяснимых явлений. Еле выговоришь. Так, что это бишь я про комиссию? Ах, да! Четвертое объяснение она признала недостаточно объясняющим суть объяснимого… Опять путаюсь. Словом, четвертое она отклонила, но три-то — удовлетворительные вполне. Хотя, объясним — не объясним, удовлетворительно — неудовлетворительно, какая разница? В принципе можно отвертеться. «В связи с расплывчатостью существенных признаков необъяснимости… согласно параграфам: А, Бэ, Вэ и Вэ-бис… учитывая статью ЭМ… руководствуясь дополнениями к сводным положениям от такого-то числа тысяча восемьсот такого-то года… отложить… неопределенный срок… внести в реестр… поставить на контроль… появятся новые факты… сверить… затребовать инструкции… согласуется с нормативными требованиями…» И все. Минимум полгода эти бумаги будут рассматриваться в Центре, Комиссии по контролю, Комиссии по контролю за Комиссией, и другими Комиссиями по контролю за чертом-дьяволом. — Арсений потянулся, выглянул в окно. Знакомая, неизменная из года в год картина навевала тоску. Очередь в универмаге напротив была обычных размеров, как вчера и позавчера. Она производила впечатление основательности, как и само здание универмага, словно бы являясь его архитектурным дополнением. Порыжевший от времени плакат, на котором был изображен квадратный кулак, выбивающий искры из наковальни, сохранился неплохо, как и надпись под ним «…одобряем и Поддерживаем!», только лампочек, освещающих его в ночное время, заметно поубавилось. Их частью побили от нечего делать, частью растащили для собственных нужд местные жители. А действительно, чего добру пропадать? Неизменна была и безобразно разинутая пасть котлована, вырытого посреди проспекта месяца два назад. Привычные личности с помятыми, так сказать, лицами и сизыми носами вяло толклись на краю котлована. Их незлобный мат ежедневно оглашал окрестности. Привычно испражнялись в небо заводы. На остатках асфальта дребезжал переполненный автобус. В задыхающемся скверике, прямо под окном кабинета, привычно резались в шахматы сослуживцы Арсения. Уже два месяца в Центре не было воды (с тех пор, как разрыли котлован), в результате подавляющее большинство сотрудников слонялись без дела, впрочем, когда появлялась вода, картина менялась незначительно.

Арсений заметил Ваську Эстэла, которого сегодня утром отправил в центральную лабораторию с образцами неизвестного минерала, доставленными пенсионером, живущим по соседству. Пенсионер этот был обуреваем маниакальной идеей о пришельцах, которые якобы посещали нашу грешную Землю, и с завидным упорством искал доказательства своей гипотезы. Он уже порядком всем надоел, но ругаться с ним боялись, поскольку этот активист водил дружбу с редактором местной газеты, куда периодически тискал статейки с безграмотными прожектами относительно всеобщего благоустройства планеты. Оные прожекты были настолько грандиозны, что даже младенцу становилось понятно — все это бред сивой кобылы, точнее сивого мерина. Но их печатали, наверное, потому, что изображали они школьные картинки далекого светлого будущего, с такими замечательными, светлыми и честными людьми, от которых слегка подташнивало. Впрочем, это кому как. Одного-двух шпионов, которых пенсионер вводил в повествование для остроты сюжета, естественно разоблачали, а иногда они даже перевоспитывались и тут же включались в строительство еще более светлого будущего. Пафос освобожденного труда! Читая эти откровения, так и подмывало встать и снять шляпу.

Словом, Арсений решил не связываться с этим общественником и поручил Эстэлу провести анализ минерала и доставить ему результаты. «Что тут анализировать? Окаменевший навоз. С рождения, наверное, припас», — буркнул Васька, но камни забрал. Теперь он стоял под окном и что-то рассказывал молоденькой лаборантке. Та весело смеялась и жмурила глаза.

— Исполнительный, подлец, — усмехнулся Арсений. — Ну, Дон Гуан, ты у меня попляшешь! — Однако сладкая мстительная дума была прервана скрипом открывающейся двери. В кабинет, тяжело отдуваясь и вытирая потное лицо, ввалился Санька Соснин.

— Здорово, старина! — Санька как всегда был всклочен, суетлив и многословен. — Пожалте бриться! — он поклонился, указывая на дверь. — Отец наш к себе требует. Будет тебе баня! — восторженно продолжил Санька и в горле у него забулькало.

— Тебе-то за что досталось? — осведомился Арсений.

— Как за что, милый ты мой голубок, — Санька стал нежным, словно родная мать, — за дело. Цицерон сегодня в ударе, я думаю, ты получишь большое удовольствие от беседы.

Арсений поднялся на седьмой этаж, вошел в приемную директора. Секретарша Светочка работала: «Четыре лицевых, две изнаночных, четыре лицевых… Проходите, Арсений Валерьевич, вас ждут», — бросила она, не отрываясь.