Сказки мертвого Чикаго

И сейчас она считала, что всё, что стоит между ними – это его семья. И как только он понял, что она нечеловечески сильна, сверхчеловечески опасна и бесчеловечно эгоистична, он сделал всё, чтобы защитить тех, кого любил. Чего он только не плёл, чего только не врал о том, что давно охладел к жене, чего только не обещал, в чём только не клялся. Он никому не мог рассказать об этом, потому что никто не поверил бы ему. Он уже очень давно (два месяца ада – это страшно давно) понял, что ему придётся уехать с ней и таскаться с ней по всем Штатам, воплощая её мечту. И он даже не боялся того момента, когда она поймёт наконец, что из прожившего жизнь мужчины, которому без малого пятьдесят, не получится юный мальчик, и что сама она уже давно не пятнадцатилетняя девочка, а такая же взрослая, как и он, женщина, и всё, что её отличает от прочих, это несбывшаяся жизнь, о которой она грезила эти тридцать лет, вместо того, чтобы прожить в это время какую-то другую.

А потом она стала давать ему свою кровь, сделав кем-то вроде своего раба. Он по-прежнему не любил её, но теперь от неё зависел. Пока ей нравилось играть в тайные свидания, и он терпеливо сносил её прихоти, ожидая неизбежного дня отъезда.

К счастью, она не требовала, чтобы он спал с ней. Пока не требовала, хотя жаждала его поцелуев, объятий, прикосновений. Иногда, случайно касаясь её руки, он чувствовал, какая она ледяная: как труп в гробу. Но когда она целовала его пахнущим прогорклой кровью ртом – этот запах не могли отбить никакие её ухищрения – её кожа становилась чуть тёплой и как будто бы почти живой.

Он был обречён на неё, приговорён к ней, его юность зачем-то вернулась к нему, страшная, чудовищная, искажённая, с нежным лицом девочки и душой, покрытой морщинами.

Когда он стал пить её кровь, она с торжеством сказала, что теперь он не просто привязан к ней, что почти наверняка он не переживёт её смерть: так всегда бывает с такими, как он, когда такие, как она, поработившие их своей кровью, умирают. Раб следует за господином на тот свет. Хотя, конечно, она сказала это не такими словами, она говорила про вечную любовь.

Она так и не поняла его, не поняла ничего о нём и даже не пыталась понять. Он убил бы её, несмотря на эту болезненную привязанность, но разве мог он поднять руку на женщину, пусть даже на такую, какой она стала? Разве смог бы после этого остаться человеком? Вернуться к Элен и жить с ней?

А вчера (или это было тысячу лет назад?) она одним, таким пугающе привычным движением перерезала горло какой-то несчастной женщине, которую они встретили в переулке, и жадно пила её кровь, а потом швырнула труп в помойку, так, будто это была не человеческая оболочка, а надоевшая кукла. Удивлённая его ужасом, она начала ему рассказывать обо всех тех, кого она убила, чтобы её кожа могла наливаться теплом, когда она обнимает его, и он плакал, как пятилетний мальчик, а она то злилась, то успокаивала его. И он понимал, что его жизнь кончилась.

Он покончил бы с собой, но знал: в этом случае она точно отыграется на Элен и детях. И теперь он умирает, словно мрак, в котором он жил последние месяцы, сгустился и тащит его за собой.

И когда силы уже покинули его, когда назойливый шум вокруг сменился благодатной тишиной в ушах, откуда-то послышался голос Элен, мягкий, успокаивающий, единственный на свете. Она звала его, и он не мог остаться равнодушным. Все раны души его кровоточили, но он потянулся к её голосу. Всё, чего он хотел, – увидеть её ещё раз, ещё раз взять её за руку, ещё раз сказать, что он любит её. Любит так же, как в первый день, только в тысячу раз больше, потому что эта любовь крепла с каждым годом. Переполненный любовью Ральф Лукас открыл глаза на рассвете в больничной палате, чтобы увидеть заплаканное лицо Элен и услышать слова врача: «Не знаю, с чем мы боролись, миссис и мистер Лукас, но мы победили».

– У неё был довольно-таки позорный для вампира недостаток – не было клыков. Чтобы пить кровь, ей нужно было перерезать крупную артерию. Она предпочитала горло: дёшево и сердито. Пока тот, кто сделал её вампиром, был с ней, он умудрялся держать её в рамках. Но однажды она сбежала от него и решила вернуть себе свою жизнь. Она считала, что сможет прожить то, чего лишилась из-за аварии. У вампиров есть свои… ну, полицейские, пожалуй. Они следят, чтобы вампиры не шли вразнос, не убивали без нужды, чтобы не выдали себя людям. А она вышла изпод контроля: она убивала слишком явно и дерзко. И этот Карл Ларсон, начальник местной вампирской полиции, он выслеживал её, одновременно подчищая за ней, и в конце концов её убил.

– Почему он не убил нас?

– Вы не опасны. Вам бы всё равно никто не поверил. Мужик выстрелил в девушку, которая растаяла в воздухе, а потом исчез? Я вас умоляю. Кстати, а вы почему в него не стреляли? Не то чтобы это помогло…

– Он никого не убивал. Когда пропадали трупы, всегда обходилось без жертв. Он мог убить Кита и Руиса, но не убил.