— Не я к тебе в нижнюю тундру пришел. Сам ко мне явился. Сам и ищи свою невесту, мою дочь.
— Что ж, искать так искать, — сказал себе Сэкен. — Верно, он ее в тундру услал.
Вышел из яранги, топнул ногами, обутыми в торбаза келэ, — стали ноги когтистыми лапами. Взмахнул руками — стали руки широкими крыльями. Не Сэкен это уже, а орел. Поднимается вверх плавными кругами. Велика верхняя тундра, но орел со своей высоты всю ее из конца в конец видит. Нет нигде дочки Танаыргина.
Смотрит дальше орел — на одном краю тундры пасется большое стадо. Оленей в нем так много, как звезд на небе, как в море капель, как снежинок в сугробе.
«Не там ли прячется моя невеста, дочь Танаыргина?» — подумал Сэкен.
Сложил крылья, пал на землю камнем. Мигом обернулся евра́жкой[26]
, между оленьими копытами побежал. И тут нет дочки Танаыргина.— Негде ей быть, кроме как в яранге! — сказал себе Сэкен и превратился в жука-букашку со светлыми пятнышками.
Расправил крылышки, поднялся в воздух. Орлом был — быстро края тундры достиг, у жука-букашки крылья маленькие — долго ими махать пришлось, пока до яранги добрался. Мимо Танаыргина пролетел, пожужжал у самого волосатого его уха.
Всю ярангу облетел — и поверху, и понизу. Увидел кучу сухих шкур, заполз туда. А там большой сундук стоит. Жуку-букашке не поднять тяжелой крышки. Зато он в щелку протиснуться может. Так Сэкен и сделал.
Сидит в сундуке девушка — дочь Танаыргина. Смеется, радуется, что Сэкен ее нашел. Стал жук-букашка опять человеком. Ногой по тяжелой крышке сундука ударил, вышиб ее. Разбросал шкуры, взял за руку девушку и вывел на середину яранги. Тут и разглядел ее Сэкен, залюбовался. Все правду мать рассказывала — длинноволосая она, легкая, как олень!
— Ну что ж, — говорит Танаыргин, — что найдено, то не спрятано, что обещано, то назад не возьмешь!
А в нижней тундре мать Сэкена уже плакать устала, что сын долго не возвращается. Вышла она однажды утром из яранги, налево-направо, вперед-назад посмотрела — не видно Сэкена, не идет он домой. Глянула вверх — плывет в небе маленькое облачко, все ближе подплывает, все ниже спускается.
— Спеши, спеши, Сэкен, сыночек, — запела старуха, — я тебя чаем напою, жирным мясом накормлю.
— Ты с кем там, жена, говоришь? — спрашивает старик из яранги.
— Да так, сама с собой.
Разожгла она огонь, повесила чайник и опять вышла из яранги.
Облачко к самой земле припало. Спрыгнул с него Сэкен, обнял мать. За первым облачком приплыло второе облачко, за ним — туча. Со второго облачка сошла молодая жена Сэкена, с тучи — большое стадо оленей.
Выглянул старик отец, открыл рот от удивления. А потом еще больше удивляться пришлось: жена Сэкена махнула рукой — и выросла перед ними белая как снег, большая, как сопка, яранга.
Вошли они все в ярангу. Опять махнула рукой длиннокосая с верхней тундры — заблестела вокруг медная посуда, сам вспыхнул огонь в очаге, закипела вода в котле, где варился целый олень.
Тут Сэкен сказал старику:
— Иди, отец, в соседнее стойбище, зови гостей на праздник.
Старик головой покачал:
— Не пойдут.
— Почему не пойдут? — спрашивает Сэкен.
— В том сто́йбище[27]
два брата живут, — говорит отец, — да безродный старик у них в работниках.Они богачи, мы всегда бедняками были. Посмеются они надо мной.
— Ну, как хотят, — ответил Сэкен, — а позвать надо. Все-таки соседи. Пойдут — ладно, не пойдут— тоже ладно.
Пришел старик отец в соседнее стойбище, зовет богачей в гости. Те смеются:
— Чем угощать будешь? Мохом из-под оленьих копыт, что ли?
Однако пошли. Старого чукчу стойбище сторожить оставили.
Шли-шли, устали.
— Где же твоя яранга? — спрашивают.
— А вон стоит!
— Да ты в своем уме? Это же снежная сопка.
Подходят ближе, правда — яранга! Ни у кого во всей тундре такой большой, такой красивой яранги нет.
Начала жена Сэкена гостей жирной олениной угощать, чаем поить. Гости не столько едят, сколько по сторонам смотрят: такой блестящей посуды, таких мягких шкур и у них, богатеев, нет!
Досыта наелись гости, отправились домой. Вечером сошлись в одной яранге, стали между собой говорить:
— Стыдно нам. У нас, у богачей, того нет, что у Сэкена есть. Надо его убить!
— Когда убьем, я себе его блестящую посуду возьму, — сказал один.
— А я ярангу, — сказал второй.
Все богачи между собой наперед поделили.
А Сэкен лежит в теплом пологе в своей яранге, смеется:
— Послушай, жена, как наши гости у себя в стойбище меня убить сговариваются.
Наутро пришли два соседа на охоту Сэкена звать. Сэкен не отказывается, идет с ними. Ушли они все далеко в тундру, сели отдыхать у ручья. Сэкен наклонился, чтобы воды напиться, а соседи ударили его ножами в спину. Повалился Сэкен лицом в ручей. Богачи наперегонки побежали к его яранге, на бегу кричат:
— Кто первый добежит — возьмет оленей!
— Кто второй добежит — возьмет белую ярангу!
Бегут вровень, ни один перегнать не может, ни один догнать не может. До самой яранги добежали, а уж войти в нее сил не хватило. Упали у входа, еле дышат. Потом поползли оба. Так, ползком, и ввалились в ярангу.