Сказки народов Сибири, Средней Азии и Казахстана

К ительменской сказке «Деревянные невесты».

Они на этом месте жить остались. Пустынное здесь место было. Никого кругом — ни зверя, ни человека. Скучно девушкам, о чем говорить, не знают — много ли они в своей короткой жизни видели. Молчать еще скучнее.

— Помнишь, Кутха рассказывал, что людям сны снятся? — говорит старшая сестра.

— Помню, помню! — говорит младшая. — Если сладкую траву кипрей под голову положить, плохие сны снятся, а траву шикшу положить — хорошие.

— Давай и мы так сделаем, — сказала старшая, — увидим сны, друг другу рассказывать будем.

Синаневт себе кипрей под голову положила, Амзаракчан — шикшу. Утром проснулись, одна кричит:

— Я расскажу!

Другая кричит:

— Я расскажу! Мне хороший сон снился.

И принялась рассказывать. Приснилось ей, будто они с сестрой тучками стали. По небу плывут, на землю смотрят. Видят, как охотники за зверем гонятся, как люди в лодках рыбу ловят, как женщины хворост собирают, как играют дети.

— И правда, хороший сон тебе, Амзаракчан, приснился, веселый! — сказала Синаневт и начала свой рассказывать.

Приснилось ей, будто она снова деревом стала, в лесу растет. Все понимает, а с места не сдвинуться. Ноги-корни глубоко в землю ушли. Руки-ветки под ветром колышутся, а сами ни до чего дотянуться, ничего взять не могут.

— Видишь, какой плохой сон мне приснился! — говорит. — Теперь я шикшу под голову положу, а ты — кипрей.

Ночь проспали, утром опять одна другой сны рассказывают.

Амзаракчан вот что увидела. Сидят два вороненка в гнезде. Уже подросли, крылья у них окрепли. Хотят из гнезда вылететь, а старый ворон их не пускает. Крыльями бьет, когтями царапает. И еще смеется над воронятами: «Кар-р, кар-р» — клюв разевает до самой глотки.

— Не нравится мне твой сон, — сказала Синаневт. — Жалко воронят. Зато я хороший сон видела. Вот послушай. Будто кругом меня люди. Я огонь развожу, огня не боюсь. Пищу готовлю в котле. Вода кипит, булькает. Пар под котлом вкусным пахнет, вкуснее той еды, что Кутха нам приносил.

— Правда, хороший сон! — сказала Амзаракчан. — Знаешь, Синаневт, давай обе будем одни хорошие сны видеть. И ты, и я станем шикшу подкладывать под голову.

— Ладно, — согласилась сестра.

Только не пришлось им больше друг другу сны рассказывать. В этот же день много такого случилось, что и во сне не приснится.

С одного края леса выбежал на полянку олень, с другого края выскочил медведь. Стали они биться. Олень старается крепким копытом медведя ударить, рогом его пропороть. Медведь на задние лапы вздыбился, ревет, норовит оленю хребет сломать.

Синаневт и Амзаракчан за кусты спрятались, к дереву прижались. Смотреть страшно и глаз оторвать нельзя.

Рассказывать долго, а недолгой битва была. Упали на землю медведь и олень. Мертвыми упали. Олень медведя острым рогом пронзил, медведь оленя тяжелыми когтистыми лапами задрал.

Девушки к мертвым зверям подошли. Амзаракчан говорит:

— Жалко мне оленя!

— И медведя жалко, — говорит Синаневт. — Только знаешь, сестра, может, это к лучшему. Зима уже настала, мы с тобой замерзнем. Давай шкуры с них снимем, выскоблим, себе жилище сделаем.

Амзаракчан сняла шкуру с оленя, скоблит, трудится. Синаневт медвежью шкуру сучком вспорола, тоже скоблить принялась. Вдруг разом обе подняли головы, прислушались: кто-то идет, снег скрипит у кого-то под ногами.

— Кутха это! — закричала Синаневт. — Давай спрячемся под шкурами, чтобы он нас не узнал.

Натянули они на себя шкуры. Синаневт — медвежью, Амзаракчан — оленью. Кутха на поляну вышел, увидел медведя, испугался и убежал.

Сестры одни на поляне остались. Посмотрела Синаневт на Амзаракчан: не младшая сестра перед ней, а легконогий олень с ветвистыми рогами. Посмотрела Амзаракчан на Синаневт, видит: не сестра это, а большая злая медведица. Страшно ей стало.

Медведица кричит:

— Убегай поскорей! А то брошусь на тебя, загрызу. Я и вправду медведицей сделалась!

Олень-Амзаракчан закинула рога на спину, помчалась прочь. Копыта ее искры из камней высекают. Широкий круг обежала и назад вернулась — жалко с сестрой расставаться.

Глядит: медведица-сестра веревку из морской травы себе на шею накинула, другим концом к дереву привязалась. На веревке вокруг дерева ходит, на младшую сестру — оленя зубы злобно оскалила.

— Зачем вернулась?! — рычит. — Я тебе сказала: прочь уходи!

Опять убежал олень. Совсем убежал в тундру. Мимо мыса, где жил Кутха, быстрее птицы пронесся. Никто его не заметил, только младший сын Кутхи, Сосыльха́н, увидел. И людям рассказал.

Люди живо на охоту собрались. Запрягают в легкие нарты ездовых оленей. И Сосыльхан у своего отца Кутхи оленей просит. А Кутха из рода ворона оленей не дает да еще над сыном смеется:

— Куда тебе с людьми! Неловкий ты! Охотиться еще не научился!

Нет оленей — Сосыльхан двух мышат поймал и запряг их в корытце. Сам в корытце сел, лук со стрелами на колени положил, мышат вперед погнал. Увидели это люди, хохочут-надрываются:

— Далеко ли на мышатах уедешь?