Сказки народов Сибири, Средней Азии и Казахстана

Начал к ней подкрадываться, как песец к куропатке. Она в его сторону головы не поворачивает, курит свою трубку, задумалась. Вот совсем близко подобрался, обнял ее. Рванулась женщина из его рук, так рванулась, что оба они в ручей упали. Однако наш друг красавицу не выпустил, еще крепче ее к груди прижал. Хотел ей в глаза заглянуть — тут и увидел, что не женщину он обнимает, а белый камень на дне ручья.

Кое-как выбрался на берег. Слышит: женщина уже на горе ведрами позвякивает, опять свою песню поет. Не побежал за ней парень. Рассердился, обиделся. В берестяной шалаш забрался, мокрую одежду у огня сушиться развесил.

— Уйду на рассвете! Для охоты себе другое место поищу. Мне ли, сыну матери-рыбы, ждать-томиться, от женщины насмешку терпеть!

Подсохла одежда, он в лес за ловушками пошел. Ничего в них не поймалось. Парень еще больше рассердился. Поснимал все ловушки, в берестяную юрту унес. Уходить решил, а неспокойно его сердце, все по красавице томится. Всю ночь не спит.

Только рассветать стало, трижды кукушка прокуковала. Парень ей крикнул:

— Что меня тревожишь? Кукуй не кукуй — не выйду! А выйду, так совсем уйду!

Отвернулся к берестяной стенке, глаза закрыл — перед собой притворяется, что заснуть хочет.

Вдруг за юртой дужки ведер звякнули, украшения зазвенели. Тихо женщина вошла, у изголовья парня села.

Парень не поворачивается, ей говорит:

— Ты зачем пришла?

Она не отвечает. Сама спрашивает:

— Я сейчас воду из ручья брала, кукушка тебе весть подавала. Ты почему не пришел?

Вскочил наш друг:

— А ты зачем меня мучала? Глаза мне обманом застилала, насмехалась надо мной!

— Ты сам себя мучал, сам над собой насмехался! Я — вольная Горная женщина: когда полюблю, сама приду. Вот и пришла.

— Не нужна ты мне! — парень закричал. — Видеть тебя не хочу! Знать тебя не хочу! Ловушки мои из-за тебя пусты, дичь навстречу моим стрелам не бежит.

Тихо женщина из шалаша вышла. Тут парень заплакал:

— Что наделал?! Зачем прогнал? Свое счастье своими же руками оттолкнул!

Но не ушла красавица, за тонкой берестяной стенкой вздыхает. Потом такие слова выговаривать начала:

— Если бросишь, если уйдешь, о тебе лишь думать буду. Где твои ноги ступали, там и мои много раз пройдут. В ручей твоя тень падала, и сейчас она на воде лежит. У того темного места буду я пить. Из многих деревьев в лесу самое высокое далеко видно. Так и ты из всех людей самый лучший, самый красивый. Возьми меня с собой! Твоей сумкой с кремнем, что всегда у пояса висит, стать хочу. Веслом твоей лодки сделаться бы мне, стрелой в твоем колчане, узором на твоей одежде…

Тут не выдержал наш друг, забыл обиду, из шалаша выбежал, к ней подошел.

— Песня такая кем-то сложена? — спросил. — Или мне ты эти слова сказала?

Посмотрела на него красавица лукаво, ответила:

— Как твое сердце говорит, так и есть.

— Долго ли тебе собираться в путь-дорогу? — спрашивает парень.

— Так, как стою перед тобой, возьмешь?

— Возьму!

Пошли вдвоем. К старику и старухе пришли. Там жить стали. Женился наш друг на Горной женщине, и не было охотника удачливее его. Всякую дичь убивал, помногу добычи домой приносил.

ВСЕМОГУЩАЯ КАТГЫРГЫН Чукотская сказка

Запись и обработка А. Лозневого

авно когда-то на Чукотке жила всемогущая Катгыргы́н.

Сказывали, будто Катгыргын на тысячи верст вокруг властвовала. Будто у нее такая тайная сила была — захочет, например, человека в зверя превратить — дунет, плюнет, и вместо человека какой-нибудь песец появится.

Где яранга ее стояла, никто не знал, но появлялась она всюду и много людям всякого зла делала. Придет, бывало, человек с охоты, свалит моржа с нарт и начинает его разделывать. Вдруг смотрит: под ножом у него не морж, а камень. А то еще, бывало, прибежит заяц к стойбищу и танцует, будто говорит: «Стреляйте в меня!» Схватят охотники ружья, нацелятся, глядь — а у них вместо ружей собачьи хвосты в руках.

А еще слух шел, будто служили у нее на посылках рыбка сайка, серый зайка, олень рогатый, волк зубатый, медуза скользкая, белая лисица, кайра — черная птица, северная березка да мох подснежный, что я́гелем прозывается. И все эти слуги тоже тайную силу имели. Правда, они не во все могли превращать врагов своих, а только в самое безобидное для себя существо, и то раз в жизни — когда им самим смерть угрожала.

Так уж пожелала всемогущая Катгыргын.

Много слышал об этом охотник Тынэ́н, но не во все верил.

Однажды пришел он с охоты и говорит жене:

— Что ж ты, женушка, лежишь? Взяла бы хоть кухлянку починила. Видишь, вся в дырах.

— Возьми и почини, коли тебе охота!

— Устал я. Да и не мужское это дело…

— Ну, как знаешь, а мне спать хочется!

— Что же это такое? — удивился Тынэн. — Я продрог, хочу есть, а ты даже доброго слова сказать не желаешь.

Крепко поссорился охотник с женой и решил от нее уйти: не первый раз она так с ним обращается. «Все равно, — думает, — жизни не будет». Сунул кусок вяленого мяса за пазуху, вскинул ружье на плечо и пошел куда глаза глядят.