Сказки немецких писателей

Бабушка эта была стервозная старуха, у которой выпали почти все зубы. Вот она и прошамкала:

— Кто там стучит в мою дверь?

А Волк отвечает тоненьким голоском:

— Это я — Спящая Красавица!

Тогда старуха гаркнула:

— Входи!

И Волк вихрем ворвался в комнату. А Бабушка надела ночную кофту, нацепила чепец, а потом взяла и сожрала Волка со всеми потрохами.

Меж тем Красная Шапочка заблудилась в лесу. И как все дурехи-девчонки, давай реветь во всю глотку.

Услышал её рев Охотник в дремучем лесу и поспешил на помощь. Да… Ну, нам-то какое дело, чем они там в дремучем лесу занимались, тем более что уже совсем стемнело. В общем, вывел он её на верный путь.

Побежала она, значит, на Швигерштрассе. И там увидела, что Бабушку ужас как раздуло.

Красная Шапочка и спрашивает:

— Бабушка, Бабушка, почему у тебя такие большие глазки?

А Бабушка говорит:

— Чтобы лучше видеть тебя, внученька!

А Красная Шапочка опять спрашивает:

— Бабушка, Бабушка, почему у тебя такие большие уши?

А Бабушка говорит:

— Чтобы лучше слышать тебя, внученька!

И опять Красная Шапочка спрашивает:

— Бабушка, Бабушка, а почему у тебя рот до ушей?

А уж такие вопросы и вовсе не годится задавать Бабушке.

Так вот, старушка рассвирепела, ни слова не сказала, а взяла и слопала бедную Красную Шапочку со всеми потрохами. А после захрапела, что твой кашалот. Тут случайно по улице проходил Охотник.

Удивился Охотник, что кашалот живет на Швигерштрассе. Зарядил он ружье, вытащил из ножен длинный нож и, не постучавшись, вошел в дом.

И тут он, к своему ужасу, увидел в постели не кашалота, а раздувшуюся Бабушку.

Эх, каррамба-скараменто-лопни-мои-паруса! Не сойти мне с этого места! Стрескала ведь и Охотника прожорливая старуха!

Ну, чего уставились, чего рты поразевали? Думаете, небось, ещё что-то было? Ну-ка, живо, валите отсюда, не то задам трепку! Совсем в глотке пересохло от дурацких баек. Всё равно ведь — травля всё это и треп.

Полный вперед, кому говорят! Дайте наконец спокойно выпить отцу, салажата!

ТАБАРЦ

Маленькая мушка, уроженка лугов близ Екатеринбурга, была особой любознательной, и притом на редкость бессовестной. Благодаря своей любознательности она волей-неволей узнавала много нового. И, похваляясь знаниями, свысока смотрела на своих ровесников и начисто была лишена какого бы то ни было чувства признательности к своим наставникам — отжившим и несовременным, по её мнению. Так, она часто ходила в гости к своей старенькой бабушке, и та рассказывала ей древние мушиные легенды: про змею Липучку, что сползает с люстры, сочась сладким сиропом, дабы заманить наивную жертву. Про чудище Хлопушку, которая живет на людях. И прочее. Но когда бабушкин рассказ подходил к концу, скверная мушка разбрасывала яйца, которые между делом успевала отложить бабуля, и, учинив эту или иную каверзу в таком же роде, улетала, не сказав «до свиданья», а потом врала с три короба друзьям и знакомым про свои якобы имевшие место встречи со змеей Липучкой.

Мухи-соплеменницы были покорены храбростью Вуппи. У них на глазах она села на рельс на пути скорого поезда и священной клятвой поклялась, что не сойдет с места и остановит поезд. Паровоз загудел.

— Струсил! Кричит от страха! — торжествуя, заявила Вуппи. Поезд затормозил, остановился.

— Ну, что я говорила?

Множество людей высыпало из вагонов.

— Он рожает живых детенышей, — важно пояснила Вуппи и с любопытством подлетела поближе, чтобы ощупать хоботком новорожденных.

Попала в утробу поезда, там села на бутерброд с колбасой, который балансировал на коленях у вагонного эмбриона.

Транссибирский экспресс поехал дальше, в Челябинск, в Иркутск. Рядом с бутербродом лежала стеклянная бутылка с кофе, закупоренная пробкой. К краю пробки прилипли две аппетитные сладкие капельки. Однако добраться до них мухе помешали суетливые пальцы господина Пагеля, торговца зерном. Он старался вытащить пробку. Пробка не поддавалась, и тогда он протолкнул её карандашом и отхлебнул кофе. Увидев, что пробка со вкусными капельками исчезла, муха метнулась за ней в бутылку. Тут её подхватил водоворот, и она лишилась чувств, а когда пришла в себя, то оказалось, что она плывет. Как когда-то в луже, что была возле цветка одуванчика. Инстинктивно она догадывалась, да и от бабушки кое-что слыхала, об опасностях воды. И была несказанно счастлива, завидев вдали пробковую сушу; достигла её, выбралась на берег, мигом набросилась на сладкие капельки. И вытиралась при этом задними лапками.

Пагель заткнул бутылку бумагой и сунул на багажную полку, немного почитал, потом задремал.

На шестой день пути, в Сретенске, в купе вошла стройненькая девушка-казачка. Коммерсант принялся раздумывать, как бы начать с ней разговор, но тут, через шесть дней каких-нибудь, в Хабаровске, девушка сошла с поезда.

Ужасные вещи пришлось вынести мухе за эти долгие мушечьи годы, проведенные в бутылке. Землетрясения, тайфуны, шторма, кошмарные водяные смерчи. Вуппи сделала открытие в области естественных наук: уровень бурой лужи вокруг пробкового острова понижался после каждого смерча.