Уже не раз пыталась покинуть остров перепуганная муха. Она даже решила начать новую жизнь и стать скромнее. Но, пролетев известное расстояние, непременно ударялась в стену заледеневшего воздуха, сквозь которую можно было всё видеть, но нельзя было прорваться. Всякий раз муха думала, что ею был избран неверный путь, но всякий раз убеждалась, что везде её ждет одно и то же.
Не доезжая пятнадцати верст до Владивостока, поезд остановился из-за поломки оси. Коммерсант открыл окно, желая узнать, что случилось. Потом открыл бутылку, желая утолить жажду. Но прежде чихнул. В сей мушиный день Вуппи, подхваченная воздушным потоком, нашла наконец выход и очутилась вдруг на лугу — на лугу своего детства.
Избежав опасности, она сразу же преважно надулась.
Странное дело! Цветы стали совсем другими. Сколько же времени, в самом деле… Похоже, что… Вуппи погрузилась в философические раздумья. Гм-гм! М-да… Поразительно! Впрочем, это же совершенно ясно! Но сколько же времени прошло с тех пор? Безуспешно искала Вуппи друзей детства. В конце концов она повстречала старую навозную муху, родом из Дохлого Кролика, — Тоббольда, или как его там, — невежественного пролетария. Но любопытства ради она заговорила с ним:
— Ну-с, папаша Тоббольд, что, видно, старость не радость?
Старикан не ответил, только выпучил глаза. Судя по всему, он выжил из ума, ибо внешний облик его жутко изменился. Но Вуппи встретились и другие мухи, и все они молчали, словно воды в рот набрав, и всё жутко изменились внешне. Вуппи недоумевала — выходит, целое мушиное поколение выжило из ума? Она углубилась в размышления: «Итак, я, Вуппи, поставила научную проблему — может ли целое поколение мух выжить из ума? Поскольку мухи-соплеменницы явно не способны поспевать за смелым полетом моей мысли, то отсюда следует, что я… Ах нет, из гениальной скромности я умолкаю…»
Великие мании развивают некоторые положительные способности. На расстоянии в целых двадцать метров от себя Вуппи сумела распознать грозную опасность, известную ей с юных лет, а кроме того, из бабушкиных сказок: лягушку-квакшу. Вуппи не ограничилась тем, что обезопасила свою жизнь, она устроила квакше испытание, желая определить уровень её умственного развития. Она кружила на высоте вероятно-возможного лягушачьего прыжка, раздражая квакшу издевательским смехом. Та квакала сперва яростно, потом — всё тише, всё трусливей. В сей достославный час Вуппи довелось пережить смертельный испуг. На расстоянии вытянутого мушиного хоботка мимо промчалась, со свистом рассекая воздух, Ласточка. Вуппи кинулась наутек. Ласточка — за ней. Вуппи села на ветку. Ласточка тоже. Сердце у Вуппи стучало, едва не разрываясь.
— Да не съем я вас, — мирно сказала Ласточка. — Наелась уже. — Ласточке хотелось поговорить. — А я недавно вернулась из Африки. Море — знаете, что такое море?
Вуппи неуверенно покачала головой.
— Вам нечего бояться, — заверила её добрая Ласточка. — Если вам интересно, я могу поделиться путевыми впечатлениями.
— Дайте честное слово не есть меня, — сказала Вуппи осипшим от волнения голосом. Ласточка дала слово.
— Мне превосходно известно, что такое море, — вдруг нагло заявила Вуппи. — Вообще за тысячу лет моей жизни мне многое случалось…
— Тысячу лет? — поразилась Ласточка.
— Вот именно, тысячу. Помнится, кое-где здесь был замерзший воздух, не знаю, впрочем, имеете ли вы сносное представление о ледниковом периоде.
Лицо у Ласточки сделалось преглупое. А Вуппи с жужжанием взмахнула крылышками и продолжала витийствовать, обращаясь преимущественно к себе самой, но тем не менее очень громко и отчетливо:
— В те времена, ещё до бури на море, в те дни, когда я на полном ходу остановила железнодорожный состав…
— Ах, расскажите, расскажите, пожалуйста! — попросила Ласточка.
— Нет, я не люблю распространяться об этом. Кроме того, мое внимание ныне всецело занимают серьезные философские проблемы… Надеюсь, вам известно, кто я?
— Нет, — призналась Ласточка.
— Нет? Ха-ха, это забавно! — Вуппи криво усмехнулась. — Впрочем, ладно. Можете говорить со мной, как с ровней. Так вы, кажется, собирались поделиться какими-то впечатлениями? Что ж, для меня не лишены известного интереса подобные наивные наблюдения, изложенные примитивным языком простонародья.
— Но я не смею… — сказала Ласточка.
— Те-те-те! Смелей! Выкладывайте ваши охотничьи рассказы!
Ласточка принялась рассказывать какую-то длинную немудреную историю. Вуппи скрестила попарно свои шесть ног и отвернулась, будто бы слушая вполуха. На самом деле она и вовсе не слушала, а строила планы побега. Вдруг Ласточка замолчала.
— Ну, что же дальше? — спросила Вуппи.
— Мне хочется есть, — смущенно сказала Ласточка и покраснела. В тот же миг Вуппи сиганула с ветки и спряталась в траве. Тут-то её и проглотила квакша. А красная от стыда Ласточка полетела в Африку, где привела в ярость многих твердолобых быков своим красным цветом.
Один канадский естествоиспытатель разрезал лягушку-квакшу, обнаружил муху и сказал: «Ай, ай!»