Я сделал, как мне было сказано, и получил от отца порку. Он отругал меня за то, что я заставил повара заплатить за мою никчемную игрушку. Отец спросил, куда я ее дел. Я ответил, что она сломалась, и он сказал, что так мне и надо. Если бы она не сломалась сама, он бы ей помог. Той ночью я заполз в постель и уселся в темноте, как уже привык. Моя спина ныла от ударов, и я кусал себя за руку, чтобы не заснуть. Но цыган тоже не выходил у меня из головы, и в конце концов я сдался. Я сдался и заснул, и спал всю ночь. Впервые за весь год мне не снился тот кошмар. Ночь шла за ночью, а дурной сон все не повторялся. Постепенно я начал чувствовать себя лучше. Я снова пошел в школу и вернулся к обычной мальчишеской жизни. Но никогда я уже не был таким, как раньше, — до того, как увидел книгу. Хотя я рос и взрослел, былая крепость здоровья ко мне не возвращалась. Мне было легче набрать вес, чем нарастить мускулы, у меня начались мигрени; пару раз я падал в обморок, когда мне становилось слишком жарко или холодно, и порой терял сознание в церкви. Но с кошмаром было покончено. Он ушел — до той поры, пока я не повзрослею и не наберусь сил, чтобы снова встретиться с ним лицом к лицу, и тогда уже смогу прогнать его вон, прогнать навсегда. Тем не менее я так и не научился спокойно реагировать на это слово, на это название, не мог смотреть на них на рисунках, даже на самых прекрасных полотнах. На уроках тоже случалось, например, когда я учил латынь. Тогда я тоже упал в обморок. Вроде мы читали что-то из Светония, какой-то отрывок про римский цирк.
Камин затухал. Я самовольно решил потыкать кочергой в поленья и доложить еще одно. Артур снова разлил бренди по бокалам, не говоря ни слова. Он уже не был таким бледным, но лицо его было покрыто испариной, словно жирной пленкой.
Выпрямившись, я сказал:
— А что случилось, когда вам было шестнадцать?
— О, — отозвался Артур. — Значит, твой отец запомнил. Да. Собственно, тогда ничего ужасного не случилось. Для них — ничего. Мы собирались пойти в зоопарк. К тому времени у меня уже неплохо получалось подавлять страх. Во всяком случае, я убеждал себя в этом. Перед экскурсией я собирался с духом, считая, что она станет испытанием, которое я выдержу. Но затем… понимаешь, я услышал их рев. Далеко. За деревьями. Львы. Я сразу понял, что это за звук. Я закричал — так же, как кричал во сне — и больше я ничего не помню. Потом я очутился дома. Я покинул отцовский дом, как только ко мне вернулись хоть какие-то силы. Дальше в моей жизни не было ничего интересного, и я не буду утомлять тебя подробностями; мне и самому они скучны. А потом мне улыбнулась удача, и я открыл этот джем, хотя это скорее апельсиновое варенье, чем джем. Старинный шотландский рецепт. Простое везение. Глупости. Но мы с партнерами на этом разбогатели. Однако, уверяю тебя, богатство не лечит от одиночества. В обществе я всегда чувствовал себя неуютно, я трудно схожусь с людьми. Я всегда был один. Без жены, без детей… я и вообразить не могу себя мужем или отцом. Но как бы то ни было, я справлялся. Я жил. А сейчас… — сказал Артур. Он откинулся в кресле, и я тоже присел. — А сейчас… — повторил он.
Самому мне не доводилось выходить на подмостки (ну разве что в качестве администратора), но все же я ответил так, будто мы стоим посреди сцены, ярко освещенные софитами. Мне подали реплику, и я объявил:
— А сейчас оно вернулось.
Артур встретился со мной взглядом. Его глаза превратились в плоские черные камешки.
— Да. Оно снова пришло ко мне.
— Как и говорил цыган.
— Как он и говорил.
— Вы знаете, почему?
— О да. Причина самая простая.
Я наклонился к нему:
— Какая?
— Я снова увидел эту проклятую картинку.
— Боже мой! Где? Где вы ее увидели?