Сказки о воображаемых чудесах

Мистер Мьюр наблюдал, как Миранда методично травится. Чувствовал он при этом не восторг, как ожидал, и даже не удовлетворение от того, что несправедливость была исправлена, что правда, хоть и сомнительной ценой, восторжествовала, — его охватило глубокое сожаление. Он не сомневался, что избалованное создание заслуживает смерти; в конце концов, какие бесчисленные жестокости за свою жизнь кошка успевает сотворить с птицами, мышами и кроликами! Но ему показалось очень печальным, что именно он, Джулиус Мьюр — человек, который так дорого заплатил за нее и тоже гордился ею, — оказался по необходимости в роли палача. Однако кто-то должен был это сделать, и хотя, возможно, он уже и забыл зачем, но помнил, что он, и только он сам, был предназначен для этого судьбой.

Незадолго до того к ужину явились несколько гостей. Они расположились на террасе, и тут Миранда белым пятном выпрыгнула из ниоткуда и прошлась по садовой ограде — хвост вздымался, словно плюмаж, шелковистый воротник топорщился вокруг высоко поднятой головы, золотые глаза блестели.

— Это Миранда! Она пришла поздороваться с вами. Ну разве не красавица! — радостно воскликнула Алисса. Казалось, ей никогда не надоест восторгаться красотой кошки. (Эдакий безобидный нарциссизм, как предполагал мистер Мьюр.) Раздались привычные похвалы, или, скорее, привычная лесть; кошка облизала свою шерстку, полностью осознавая, что является центром внимания, а затем с какой-то дикой грацией отпрыгнула и побежала вниз по крутым каменным ступенькам, что вели к реке. Мистер Мьюр подумал, что понимает, почему Миранда представляет из себя столь необычайно интересный феномен. Она воплощала собой красоту, одновременно бесполезную и необходимую; красоту, которая была подделкой (если вспомнить о ее породе), и все же (если вспомнить о том, что она все-таки была существом из плоти и крови) совершенно естественной: она воплощала собой Природу.

Хотя была ли природа всегда и неизменно естественной?

Теперь, когда белая кошка закончила свою трапезу (оставив добрую четверть на тарелке, как и всегда), мистер Мьюр сказал вслух, и в голосе его безграничное сожаление мешалось с удовольствием: «Но красота тебя не спасет».

Кошка помедлила и подняла на него свой пустой немигающий взор. На секунду он застыл в ужасе: она знала? она уже знала? Ему казалось, что никогда прежде она не выглядела так восхитительно: такой безупречно белый шелковистый мех, такой пышный воротник, будто его только что причесали. Такая вздорная курносая мордашка… Длинные жесткие усы… Изящные ушки стоят торчком, будто она все понимает. И, конечно, эти глаза…

Его всегда завораживали глаза Миранды. Рыжевато-золотистые, они обладали загадочной способностью загораться будто по ее желанию. По ночам, разумеется, — они отражали блеск луны или свет фар его собственной машины, когда он возвращался домой, — глаза ее сияли, точно сами были лучами.

— Это Миранда, как думаешь? — спрашивала, бывало, Алисса, глядя на пару вспышек в высокой траве у дороги.

— Возможно, — отвечал ей мистер Мьюр.

— Ах, она ждет нас! Как мило с ее стороны! Она ждет, когда мы вернемся домой! — с детским воодушевлением восклицала Алисса.

Мистер Мьюр сомневался, что кошка даже заметила их отсутствие, а уж тем более ожидала возвращения, и в ответ молчал.

Было и еще кое-что в кошачьих глазах, что мистеру Мьюру всегда казалось неестественным: зрачок, такой удивительно чуткий к степени освещения, к оттенкам эмоций, что сужался до размеров бритвенного лезвия и расширялся так, что почти заполнял весь глаз… Сейчас, когда она смотрела на него, зрачки у нее были такие огромные, что цвета глаз практически не было видно.

— Нет, красота тебя не спасет. Ее недостаточно, — тихо сказал мистер Мьюр. Дрожащими пальцами он открыл дверь-ширму и выпустил кошку в ночь. Проходя мимо него — вот уж своенравное создание, в самом деле! — она легонько потерлась о его ногу, как не делала уже многие месяцы. А может, годы?

Алисса была на тридцать лет младше мистера Мьюра, но выглядела еще моложе: миниатюрная женщина с огромными, очаровательными карими глазами. Светлые волосы до плеч. Оживленные — хоть и, возможно, несколько лихорадочные — манеры вжившейся в роль инженю. Актрисой она была второстепенной, и амбиции у нее тоже были второстепенные, как она сама откровенно признавалась. В конце концов, серьезная актерская игра — это адов труд, и это в том случае, если справишься с бешеной конкуренцией.

— И потом, Джулиус так хорошо обо мне заботится, — говорила обыкновенно она, продевая руку под его локоть или на секунду кладя голову ему на плечо. — У меня здесь есть все, что нужно, правда…