Прыгаю и бью лапой по — о, какой знакомой! — оранжевой бумаге, а потом отталкиваю девочкину руку ото рта. Кейтлин жует. И вот глаза ее расширяются до невероятных размеров, и страх прорывается криком.
— Мамочка, мамочка!
Она все еще жует.
Я прыгаю к ней на колени (когти убраны) и хлопаю ее по щеке.
У нее изо рта вылетает кусок полупережеванной пищи и падает на колени, покрытые, точно салфеткой, оберточной бумагой.
Ошарашенная, она все еще пережевывает что-то по инерции.
Я хлопаю и хлопаю, пока она не выкашливает еще еды.
Но я-то видел: она успела глотнуть.
А затем они приходят за мной, эти три бегущие фигуры.
— Кейтлин! — вопят они.
— Кыш! — кричат они. — Убирайся!
Я спрыгиваю с ее колен, зажав в зубах обертку от бургера, и волочу ее прочь со двора.
— Мамочка, мамочка! — плачет Кейтлин. Мама хватает ее на руки, а двое мужчин, обутых в огромные ботинки, устремляются за мной.
Обогнать их мне было что метрдотелю пальцами щелкнуть, но я не решаюсь бросить отравленный бургер: это улика. Дядя Фил теперь знает наверняка, что ему надо ее уничтожить.
Я тащу бумагу к олеандрам, что отделяют меня от пустыни, и поглубже зарываюсь в тень кустов.
— Джимми Рэй! — голос у мамы Кейтлин раздраженный. — Похоже, она съела что-то, что притащил с собой этот мерзкий бродячий котище. Что это?
Топот ног рядом со мной замирает.
— Я видел упаковку, — кричит в ответ Джимми Рэй Рагглс. — Это бургер.
— Представь, сколько он тут валялся! Ох, Кейти…
Она возвращается в дом с ребенком на руках.
Я вижу ноги ее мужа: они поворачиваются и идут в ту же сторону.
Я вижу ноги мистера Фелпса: они все быстрее шагают вдоль ряда олеандров.
Мне не нужно видеть его лицо: я и так знаю, что он выглядит еще более встревоженным, чем обычно. И более злым. В данный момент Полночный Луи — это еще один койот, которого надо прикончить.
— Фил! — зовет его начальник. — Забудь ты про этого кота. Сначала надо успокоить Кейтлин, пусть поспит. Заходи в дом, позже поговорим.
Ноги перед моими глазами не двигаются, и я знаю почему. Я и сам охотник. Дядя Фил хочет уничтожить. Улику и меня. Я не шевелюсь. Если придется, то я расстанусь с трофеем, что достался мне с таким трудом, но без борьбы все равно не сдамся. На этот раз когти мои выпущены и клыки обнажены.
Наконец ноги поворачиваются и тяжело шагают прочь.
Я отступаю, но недалеко. Я знаю, чего жду.
Снова взошла луна — круглая, как клещ.
Я наблюдаю за темным домом.
Должно быть, уже наступил полночный час (мой тезка), когда наверху мигнул огонек. Я боком пробираюсь поближе и вижу, как загорается электричество во всем доме, до самой кухни внизу.
Через пять минут звучат сирены. Волны красных вращающихся огней омывают белые стены дома, как потоки крови. Вскоре вой утихает вдали, но яркое освещение не гаснет. Снаружи, в темной невидимой пустыне, сиренам от души подпевают койоты.
Приходит, как ему и полагается, рассвет. Я жду.
Около полудня на веранде появляется мистер Джимми Рэй Рагглс. В джинсах и мятой футболке он выглядит еще моложе. Он идет по газону, и мистер Фелпс следует за ним в почтительном шаге от хозяина. Лицо у мистера Джимми Рэя Рагглса измято куда больше, чем футболка. В его глазах блестит тот же страх, что день назад заполнял его дочь. Мне ведомо, на каких он качался качелях последние двадцать часов. И я хочу знать, что случилось с Кейтлин.
— Это случилось где-то тут, — говорит мистер Джимми Рэй Рагглс злым усталым голосом.
— Кот уже давно сбежал со своей добычей, — отзывается мистер Фелпс. Надежды, надежды.
— Я должен посмотреть, Фил. Мне нужно знать, что это было.
Мистер Джимми Рэй Рагглс встает на четвереньки и заглядывает под олеандры.
Я сижу на том же самом месте, где ждал все это время.
— Господи Боже, чертов кот еще тут! — шипит он. — И обертку вижу!
— Там уже ничего не осталось.
— Черт возьми, Фил! Для анализа сгодятся даже мелкие крошки — может, и молекулы. Я хочу знать, что… — его голос срывается. — Ну давай, киска. Мне просто нужна бумажка.
Он сует руку под куст. Я вижу его бледное лицо. И вижу, как мистер Фелпс — обеспокоенный вдвое больше обычного — заглядывает ему через плечо.
— Джимми Рэй, это крупный кот. Может, у него бешенство. А вдруг он укусит или оцарапает…
— Да плевать! Я это ради Кейти… — Рука дотягивается до смятой оранжевой бумаги с двумя комками полупережеванной еды.
Я сижу неподвижно. Пусть берет. Он медленно тянет бумагу на себя, весь сочась страхом. Жаль, что я такой страшный.
Затем он уходит, и мистер Фелпс смотрит на меня сквозь острые листья олеандра с такой ненавистью, какой я и не видел раньше.
— Черный дьявол, — в его устах это звучит как ругательство.
Пожалуй, мне все-таки не жаль, что я такой страшный.
Я снова жду. Я хочу знать.
Но дом пуст, а часы идут. Я голоден, но я жду. Когда меня охватывает жажда, я крадусь полакать воды из разбрызгивателей. А затем возвращаюсь на свой пост.
Вполне вероятно, что я не узнаю никогда; в том же, что я не смогу об этом поведать, я уверен на сто процентов. Но я все равно жду.