Сказки о воображаемых чудесах

Ну да не важно, я так устала. Завернувшись в одеяло, я закрыла глаза и просыпалась каждые четверть часа по дороге в Гамбург. Mein mann рассказал мне, что есть в местном аэропорту потайное место, известное лишь бывалым путешественникам, где можно сесть в шезлонг и понаблюдать, как самолеты отрываются от земли. Это место я нашла, но все же, пока не объявили мой рейс на Бремен, расслабиться у меня не получилось.

Самолет был забит немецкими бизнесменами, которые сходили по трапу с портфелями в руках или серьезно ждали своих чемоданов у вращающегося конвейера. И тут опять начали происходить странные вещи: могу поклясться, что видела, как на конвейер вспрыгнула ищейка. «Ого, у кого-то нашли наркотики!» — подумала я, счастливая оттого, что на сей раз мне не придется выручать какого-нибудь клиента из беды. Вместо этого собака взяла в зубы ручку одного из чемоданов и стащила его с ленты, а потом отнесла мужчине, который просто взял его и ушел; собака резво семенила за ним следом. Чему только сейчас не учат собак-поводырей, подумала я.

Оказалось, что немцы берут с собой собак повсюду: в универмаги, в музеи, поэтому собака в аэропорту вскоре стала казаться мне явлением не таким уж необычным. Уж точно не столь необычным, как новая страна, даже если знакомил меня с ней местный гид-музыкант. Как описать его, не употребляя расовых штампов и банальных фраз о любви? Он был высок, светловолос, голубоглаз, привлекателен (естественно!), честен, методичен, серьезен. Читатель, мы трахнулись сразу же, как добрались до его идеально чистой квартиры. А потом я заснула, несмотря на всю свою решимость не ложиться, пока по местному времени не наступит ночь. После секса я всегда засыпаю, даже после такого честного, методического и серьезного. Я проснулась и увидела, как он одевается, чтобы идти преподавать. Почему бы, пока он будет работать, мне не пройтись по зимней ярмарке, не посмотреть рождественские schmuck (украшения) и не выпить Lumbaba (кофе с ромом)?

И вот я уже одна в Германии, температура упала ниже нуля; я вся замотана в шерстяные вещи и брожу по рождественской ярмарке. А вот и зеленые ветви омелы: впервые вижу их на холоде. Вот карусели, картонные силуэты сценок Рождества, имбирные пряники в форме сердца. Этот праздник словно говорил: веселитесь и не пускайте сюда ледяных великанов!

— Ich möchte ein Kaffee, — тщательно проговорила я свою просьбу человеку в ларьке с Schmaltzküchen. А потом, когда получила свой кофе, ответила «Danke schon».

Я слегка согрелась. Но все же сквозь рукава мне задувал ледяной ветер, пробирая до мозга костей. Не зная, что мне делать дальше, я оглянулась по сторонам (желательно, чтобы занятие мне нашлось где-нибудь в тепле) и увидела объявление об экскурсии по историческому зданию Ратхауса (то есть ратуши) на немецком и английском языках.

Я заплатила причитающуюся сумму в евро, снова встала в очередь. Люди были облачены в стеганые куртки и шерстяные шапки, как правило, с разноцветными косичками. Очень удобная мода, без сомнения, но на мой вкус слишком уж в духе хиппи. Внутри меня ждало тепло — и наш гид.

Двуязычная экскурсия была очень подробной, но проводили ее легко, с ноткой остроумия. Я узнала о существовании ганзейского языка, о Бременской республике, о епископе Ансгаре родом из Бремена, который около тысячи лет тому назад просвещал Скандинавию. А ведь Сиднею всего двести лет, подумала я. Это всем известно, кроме участников фолк-группы Yothu Yindi.

Однако, как ни интересна была экскурсия, меня постоянно отвлекали всякие странные мелочи: собака, что шла вместе с туристами, словно тоже заплатила свои кровные евро за вход; морда горгульи, что щурилась с пышной деревянной резьбы; иронический, себе под нос, смешок гида…

— Только что кто-то спросил меня про символ города, ключ. Это сейчас стали вручать ключи от города в качестве награды, раньше все было иначе. Это был символ не открытости, а замкнутости. Средневековые города были окружены стенами — защищались от тех, кто приходил снаружи, из областей за лугами и пашнями: от воров и феодалов-разбойников. Ключи хорошо охранялись, ибо мир за стенами города был жесток. Им приходилось поступать так, чтобы выжить.

Я впервые внимательно посмотрела на гида. Это был огромный мужчина, уже с проседью, примерно моего поколения; без особых примет (словно нарочно добивался такого эффекта, хотел вписаться в окружающую среду, как деталь пазла).

— Раз уж вы заговорили про символы, может, расскажете про Бременских музыкантов? — спросила я.

Мои спутники словно исчезли, и мы говорили один на один, как тогда, в самолете.

— Они так и не добрались сюда, — сказал он. — Отклонились от дороги.

— Пошли на огни лесного домика, — выдохнула я.

— И когда они посмотрели в окно…

— …то увидели свет очага и разбойников, которые пировали за столом.

— У них слюнки потекли от голода.

— И они прокрались обратно во тьму.

— Обсудили, что им делать.

— И разработали план.

— Они наблюдали и ждали, пока разбойники не напились, но все еще могли стоять на ногах.