Сказки обратимой смерти. Депрессия как целительная сила

Разница между теми, какими нас видит – необоснованно, конечно – мужской глаз («вампиршами научно-фантастическими»), и теми, какими мы являемся в нашем собственном восприятии (пылающие платаны, «испещренные шрамами, но буйно усыпанные почками»), кажется почти абсурдной. Когда мужчина смотрит на женщину своим хозяйским, собственническим взглядом, женщина, как говорит Симона де Бовуар, всегда «иной», «другой пол». Существо абсолютно фантастическое. Когда же мы вглядываемся в себя, мы видим имманентные силы; видим себя, уходящими в землю, подобно деревьям: касающимися небес огненными кронами, укоренившимися в этом мире – здесь и сейчас. И снова: когда мы воспринимаем свою сексуальность сквозь призму мужского хрусталика, мы превращаемся в порнографию. Гигантское, с трудом вообразимое несоответствие.

«На предметах искусства, дошедших до нас с древнейших времен, нам представлена женщина как высшая сила… ее красота определяется совершенно забытыми нами понятиями, которые сегодня зачастую считаются признаками уродства, – пишет Адриенна Рич, делясь с нами своими размышлениями о культе богини-матери. – У ее тела есть масса, внутренняя глубина, внутренний покой и стабильность. Она не улыбается; на лице выражение погруженности в себя или полной отрешенности, а иногда кажется, что ее глаза полыхают огнем. Если, как это часто бывает, она держит на руках или прижимает к груди младенца, ее взгляд не устремлен на ребенка (поклонение деве с сыном, вокруг которого вращается мир, пришло гораздо позже) <…> она вся ушла в себя. Она существует сама по себе, не для искушения мужчины и не для его умиротворения, а только ради себя самой»[93].

Но давайте на короткое время вернемся к королю Мату, сыну Матонви. То, как великий вояка не смешивает свои отношения с женой, включая все, что она может ему дать, с особым взаимодействием между его ногами и прелестями невинной девицы, напоминает мне гангстера в исполнении Роберта де Ниро в фильме «Славные парни». «Парни» говорят о сексе и любовницах, и один из них спрашивает Генри – героя де Ниро, сосет ли его жена. «Ты что, рехнулся? – возмущается тот, – она же этим ртом целует моих детей!».

Вот так опять возвращается четкое разграничение между выше– и нижестоящими, между грехом и праведностью; разграничение, создавшее небо и землю, Инанну и Эрешкигаль, дозволенное и запретное, рай и ад.

Продолжим обсуждение сказки о короле Мате и его девственнице и познакомимся с еще одной юной беременной, которая, как и Талия, понятия не имеет, откуда у нее появился младенец.