Судя по лязгу и хрусту, падая, наш гость что-то себе повредил, и я надеялась, что серьезно, в отместку за «эталон». Возможно, правда, это хрустело что-нибудь из давно не мытых вещей, которые придавали кухне Василики неподражаемый колорит.
– А Василика сказала, это только чтобы врагов смешить, – прокомментировала я, с удовольствием разглядывая тело поверженного врага, одна рука которого была вывернута под неестественным углом.
Вдвоем мы перетащили и усадили на стул бесчувственного фермесца, на лбу которого надувалась фиолетовая шишка. Мерзавец оказался невероятно везуч, из его спины не торчало ничего из разбросанного на полу оружия.
Из веревок проще всего нашлась бельевая, на которой в саду сушились уже несколько месяцев, не боясь ни дождя, ни пыли, детские штанишки, кофточки, чепчики и пеленки. Лелеля факт их наличия не смущал, и он деловито приматывал Аштасара к стулу, даже не потрудившись снять постиранное. У него это получалось легко и непринужденно, будто лучшего предмета для фиксации просто не могло быть. У Лелеля было за спиной много часов опыта привязывания людей. Когда он закончил, наша жертва походила на кокон, только вряд ли из него могло вылупиться хоть что-нибудь хорошее.
– Пусть отдохнет пока, потом мы с ним поговорим, – похлопал Лелель Аштасара по бесчувственной макушке. – А вы, юная госпожа, отправляйтесь в мастерскую и поищите там противоядие от приворотного зелья.
– Не пойду. Ты исчезнешь, пока я буду ходить.
– Не исчезну. Я подберу для этого более эффектный момент. Кроме того, чтобы исчезнуть, мне не требуется, чтобы ты выходила из комнаты.
Я упрямилась больше для вида и чтобы убедиться, что Лелель не собирается пока меня бросать. Я и сама понимала, что за зельем все равно идти необходимо.
Противоядие в готовом виде у Освальда имелось в изобилии. Он понимал всю серьезность любовной зависимости и придавал большое значение постоянному наличию лекарства под рукой.
Когда я спустилась в кухню, наш злодей уже пришел в себя. Он игнорировал Лелеля, тратя все свои усилия на то, чтобы ненавидеть меня. У него хорошо получалось. Ненависть расходилась от него колючими волнами, настолько ощутимыми, что если долго стоять рядом, можно было умереть от их вредного воздействия. Я отошла подальше на всякий случай, осторожно переступая через разбросанные железяки. Переговоры можно вести и с более безопасного расстояния.
– Это ты, мерзавец, стрелял в меня «эталоном»? – полюбопытствовала я на фермесском. Я надеялась, что не настолько искажаю слова, чтобы превратить эту фразу в «как поживаете» или «не подскажете, как пройти в библиотеку». Вежливой с ним мне быть не хотелось.
– Жаль, что промахнулся. – Аштасар плюнул мне под ноги. Он очень хотел попасть в меня и сильно расстроился, когда у него не получилось.
– Как некрасиво! Я все-таки невеста герцога!
Тут я покривила душой дважды, на самом деле уже не невеста, да и не герцога. Но фермесец об этом не знал.
Лелель легким движением нажал на какую-то точку на шее шпиона, полностью обездвижив и до того абсолютно беспомощного врага.
– А почему мы ему не дали противоядие, пока он был в отключке? – недовольно поинтересовалась я.
– Мы должны были дать ему шанс сотрудничать с нами по доброй воле, – изрек Лелель, запрокидывая голову Аштасара. Фермесец обмяк, приоткрыв рот. Он был в сознании и следил за нами злыми глазами.
– Как удобно! – прокомментировала я, заливая в него двойную дозу противоядия. Мне очень хотелось воспользоваться его беспомощностью и дать ему закусить зелье каким-нибудь рукотворным произведением Дэми, лучше всего – скатанной в плотный шарик грязью, густо приправленной волосами, сороконожками, а возможно, и птичьим пометом.
После долгой внутренней борьбы я сдержалась, решив, что мне, как подруге короля, не пристало глумиться над врагом. Какая-то часть меня осталась сильно разочарованной и отомстила, заставив вспомнить, что я не ела больше суток.
Пока Лелель возвращал бумеранг в руки спящего ребенка, а Аштасар наслаждался действием противоядия, я осматривала кухню с гастрономическим интересом. Где-то под столом стояла кастрюлька, но открывать ее я не решалась. Мало ли что водилось в ее глубинах. Там могла оказаться другая, не самая дружелюбная форма жизни. В пользу этого говорило черное щупальце с присосками, безвольно свешивавшееся из-под крышки. Живот заурчал. Вопреки логике и здравому смыслу, голодный организм прикидывал, насколько оно может оказаться съедобным.
– Я приготовлю что-нибудь? – неуверенно спросила я. Лелель посмотрел на меня с неприкрытым ужасом.
– Я бы порекомендовал тебе воздержаться! – чуть более быстро, чем обычно, посоветовал он. – Я видел, как ты готовишь, когда ты лепила колобка. Лучше я сам что-нибудь подогрею, у меня все-равно полчаса свободного времени, пока Аштасар придет в себя.
Когда через полчаса передо мной на столе оказалось большое блюдо с рыбой, я поняла, что Лелель переоценил свои кулинарные способности.