– Наверное, рыбу стоило сначала почистить, а потом уже окунать в соль и жарить, – предположила я, пытаясь понять, как есть рыбину, покрытую толстой коркой чешуи, искрящейся от соли.
– Нет, – уверенно возразил он. – Это особый рецепт – «рыба в мундире». Меня учил специалист, которому нет причины не доверять.
Я достала очередную чешуйку изо рта, и отодвинула блюдо в сторону. Фермесец застонал, шевельнулся, выравниваясь на стуле. Я решила, что, если принцессин прихвостень станет сопротивляться при допросе, я скормлю ему рыбу Лелеля.
– Милостивый сударь, – обратился Лелель к открывшему глаза фермесцу, и заслужив мой возмущенный взгляд. – Не соблаговолите ли вы ответить на некоторые мои вопросы?
Аштасар потряс головой, но этот жест скорее можно было отнести не к отказу, а к желанию привести мысли в порядок. Мутными глазами он посмотрел на меня, но ненависти на этот раз не было. Он помнил, что совсем недавно ненавидел меня больше, чем что-либо в мире, но сейчас ничего кроме воспоминаний об этом не осталось.
– Развяжите меня, – спокойно попросил он, говоря по-освийски с едва ощутимым акцентом. Лелель выполнил его просьбу совершенно спокойно.
Аштасар послушно и даже с удовольствием отвечал на наши вопросы. Ему было тридцать два года. На родине у него остались жена и три дочки, по которым он очень скучал. Он был влиятельным и богатым человеком, послом, министром и магом, лучшим слугой своего короля. Его отправили в Аскару с пустяковым делом, с которым он собирался справиться не дольше, чем за неделю.
Мир между их королевствами был хрупок и нестабилен, поэтому послы с обеих сторон постоянно курсировали туда-сюда, привозя отказы на новые предложения о торговле, охране границ, найме людей и о прочей второстепенной ерунде. Главное же, чем занимались послы, – наблюдением. Они следили, не появится ли на лице вражеского правителя выражение, предвещающее беду. По сути, это был официально разрешенный шпионаж, который до поры до времени, скрипя зубами, терпели обе стороны.
Но когда Аштасар прибыл в Аскару, все пошло не так. Чаепитие с принцессой окончилась для него плачевно. Воля Амель стала его волей. С тех пор он жил, шпионил, предавал и убивал по ее приказу. Сейчас он, будто выходя из глубокого сна, вспоминал это и сильно сожалел.
Аштасар рассказал о покушениях на меня. При этом, больше сожалел о факте нападения, а не об утраченном навсегда «эталоне». Все это не могло быть обманом, никто лучше меня не разбирался в том, что переживают люди. Я даже посочувствовала Аштасару и предложила ему подозрительную рыбу Лелеля.
К моему удивлению, фермесец с жадностью набросился на нее, приговаривая, что «рыба в мундире» – его любимое блюдо. Он ловко избавился от чешуи и костей, и в один миг расправился с сочным белым мясом. Потом какое-то время Аштасар умиленно наблюдал за спящей Дэми и восхищался тем, какая она чудесная девочка.
Как мага его очень заинтересовал колобок. Он долго его рассматривал, отметил, что это необычное поисковое заклинание, и поинтересовался, как я добилась такого результата.
– Наверное, ты провела немало часов, экспериментируя и корректируя заклинание, – с уважением решил он. Я не стала уточнять, что Коля скорее ошибка, чем результат труда. Лелель смотрел на меня смеющимися глазами.
Поисковое заклинание первого типа появилось исключительно благодаря ошибкам кухарок. Они в долгом ожидании своих мужей так яростно и воодушевленно месили тесто, что полученный продукт предпочитал катиться искать заплутавшего мужа, чем оставаться в одном доме с разъяренной женщиной.
Аштасар тем временем принялся рассматривать коллекцию оружия Василики и хозяйственно развешивать его обратно на стену, приговаривая, что оружие – как живое, ему нельзя ночевать на полу, и вскоре оно все снова оказалось на стене.
Кроме него Аштасар ничего не удостоил своим вниманием, но кухня как по волшебству преобразилась и стала выглядеть куда аккуратней. Это была чистая, совершенная магия, позволяющая приводить все в порядок. А главное – без побочки. Я с завистью посмотрела на Аштасара, мечтая узнать, как он это сделал.
На Аштасаре между тем оказался фартучек в ромашки, которого просто не могло быть ни у Василики, ни у Освальда. Его подвернутая рука удобно улеглась в перевязи, безупречно белой и чистой. Плесень исчезла из тарелок, сапоги – со стола, и даже черное щупальце втянулось обратно в кастрюлю. Его прежнее место обитания выглядело пустым и невинным.