Шершех с досадой в очередной раз прогнал Лелеля, прорывающегося в его сон. Потом, в одном из коридоров каменного лабиринта, скрытого в гранях синего камня ожерелья, он стал сплетать сон для носителя. Шершех подробно и с удовольствием прорисовывал детали землянки, своего носителя и мужчину, спящего рядом с ней. Маленькое трусливое сердце носителя сразу сжалось. Это позабавило Шершеха.
— Как же просто тебя напугать, — сказал он. — А если я сделаю так? — он поменял свой облик, превратившись в огромного лохматого монстра со множеством рук разной длины, торчащих во все стороны. Когда-то он сам вздрогнул, увидев такое существо. Его вид мог напугать и более крепкого человека, но жертва, вопреки ожиданиям Шершеха, больше боялась его настоящего облика, в котором он явился к ней в библиотеке.
— Ладно, — опять заговорил с собой бог кошмаров. — Давай тогда по старинке.
Он снова стал трёхметровым монстром с медвежьими когтями и двинулся к спящему мужчине. Одним шлепком он раздавил его, кровь брызнула на стены. Жертва закричала и проснулась, выпадая из его сна и выплёскивая сильную эмоциональную волну. Шершех, довольно улыбаясь, втянул её в себя, и сказал, зная, что его никто не слышит:
— Беги, смертная. Беги скорее к своему великому магу. Он-то мне и нужен.
Просыпаясь, я услышала собственный крик. Рональд, полностью одетый, тряс меня за плечи. Снаружи испугано ржали лошади, в помятом котелке выкипала вода. Сердце бешено колотилось, а гадкое ощущение, оставшееся после кошмара, не собиралось никуда уходить.
— Просто сон! Никакой опасности, — успокаивал меня Рональд. Возможно, он не был бы так уверен, если бы знал, что два дня назад я разодрала себе плечо и даже не вспомнила об этом, придя в сознание, а прошлой ночью едва не убила его осколком зеркала.
Сейчас я отчётливо понимала, что нам действительно надо спешить к Освальду. Он снимет ожерелье или найдёт заклинание, после которого Шершех перестанет являться ко мне во снах и управлять мною, как безвольной куклой.
Той ночью я больше не уснула, а так и просидела, глядя на тлеющие угли и думая, что утро никогда больше не наступит.
— Я понял, где ошибся, — сказал Рональд едва проснувшись. Он был бодр и здоров, будто не было вчерашнего дня. — Это объездная дорога мимо города. Отсюда до места силы совсем не далеко.
— Хадашо, — прогнусавила я и громко чихнула. В отличие от него меня вчерашний холод не пощадил. Я смущённо высморкалась. Легче дышать от этого не стало. Бессонница, помноженная на простуду, превратила меня в вялое неуклюжее существо. Оскальзываясь на каждой ступеньке, я выбралась из землянки, зацепилась о спутанную траву и упала, больно ударившись ладонями.
Гера и Омка выели всё, что им казалось съедобным под щитом и теперь обиженно смотрели на меня. Там, где они ночевали, на земле был протоптан идеальный круг. Буквы, выведенные на боку Омки, наполовину стёрлись и смылись дождём. Теперь вместо надписи «Рональд вонючка», на её боку красовалось новое для всех словарей «надоючка».
Как только я сняла щит, Гера с невинным видом подошла ко мне, потом неожиданно выбросила голову вперёд и грызнула меня за руку. Я не успела бы среагировать, даже если бы была здорова. К счастью, кобыла укусила не сильно, ей просто хотелось меня наказать за то, что я оставила недостаточно еды в её распоряжении. Несмотря на это, укушенная рука болела, и было очень обидно.
— Я же хотела как лудше! — возмутилась я, отправив половину звуков в нос. Начало нового дня мне совсем не нравилось.
Гера, похоже, собиралась наказать и Рональда, просто за компанию, но он ловко накинул на неё уздечку.
— Не шали, накажу, — пообещал он ей, и стал оправдывать передо мной невоспитанную скотину:
— Гера у нас новенькая, королевскому конюху на рынке её продали за бесценок. Он сказал, что торговец даже предлагал доплатить за неё. Конюх сначала удивился и решил за Герой наблюдать. Но она вела себя совершенно обычно, и, за исключением хорошего аппетита, ничем не отличается от других лошадей.
Рональд достал из своей сумки размокший хлеб, который для нас казался уже не съедобным, и разделил его между лошадями. Гера явно подобрела и больше не пыталась никого кусать, погрузившись полностью в поедание вкусняшки.
На востоке поднималось солнце, окрашивая небо в розовый и оранжевый. Цвета напомнили мне о бедной Амель.
«Береги свои колючки, Амелька! — мысленно обратилась я к принцессе. — Когда я вернусь, ты снова станешь рыжей, как морковка, и сможешь надеть своё розовое платье. Я не стану тебе мешать выйти замуж за Альберта. Я прощаю тебе все твои проступки. Теперь я уверена, что вы с Альбертом будете счастливы, когда я тебя расколдую».
И снова Аскара
Из сборника баллад о рыцаре и его кактусе:
…А когда началась ледяная гроза
Рыцарь кактус прикрыл собою.
Весь живот исколол хэй-хо, хэй-хо
Пару молний поймал спиною.
По щеке от боли текла слеза.
Кактус рявкнул ему: «Хватит хныкать!
Я вообще тёплый климат люблю хэй-хо,
Ну и ты тоже сможешь привыкнуть!»