Но это был всего лишь конец Королевства Лжи. После того как рухнул сумасшедший дом, на свободе оказались сотни правдивых людей. В городе появились лающие собаки, мяукающие коты, лошади, которые ржали по всем правилам зоологии и грамматики… В городе вспыхнула эпидемия правды, и большинство населения уже заболело ею. Торговцы спешили сменить ярлыки на своих товарах. Какой-то булочник снял вывеску, на которой было написано «Канцелярские товары», перевернул её и на обратной стороне углём написал «Хлеб». Перед его лавкой сразу же столпился народ, и люди стали шумно выражать ему своё одобрение.
Но больше всего народу собралось на площади перед королевским дворцом. Этой толпой предводительствовал Джельсомино. Он громко распевал свои песни, и люди сбегались на его голос со всех концов города и даже из окрестных сёл.
Джакомоне увидел из окна своего дворца эту огромную толпу и радостно захлопал в ладоши.
— Скорее! Скорее! — заторопил он своих придворных. — Скорее! Мой народ хочет, чтобы я произнёс речь. Смотрите, люди собираются, чтобы поздравить меня с праздником!
— Гм, а какой же сегодня праздник? — спрашивали придворные друг друга.
Может быть, это покажется вам странным, но они ещё ничего не знали о случившемся. Королевские сыщики, вместо того чтобы сообщить обо всём во дворец, попрятались кто куда. С другой стороны, коты, жившие во дворце короля Джакомоне, ещё лаяли, — эти бедняги были последними лающими котами во всём королевстве.
Глава двадцатая,
Никакой книги судеб, как вы знаете, на свете не существует. Нет такой книги, в которой предсказывалось бы всё, что должно случиться. Чтобы написать подобную книгу, нужно быть, по меньшей мере, редактором газеты «Вечерняя ложь». Одним словом, книги судеб нет и не было даже во времена короля Джакомоне. И очень жаль, потому что, будь у короля такая книга, он мог бы прочесть в ней то, что должно было случиться в этот день, а именно: «Сегодня король Джакомоне не произнесёт речи!»
Действительно, в то время как Джакомоне с нетерпением ждал, пока слуги откроют ему двери балкона, по всему дворцу, откликаясь на голос Джельсомино, со звоном посыпались стёкла.
— Нельзя ли поосторожнее?! — закричал Джакомоне слугам.
В ответ он только услышал: «Трах-тах-тах-тах-тах!», которое донеслось из его спальни.
— Зеркало! — вскричал король. — Кто разбил моё любимое зеркало?
Удивлённый, что никто не отвечает, его величество осмотрелся вокруг. Увы! Он остался совсем один. Министры, адмиралы, придворные и камергеры при первом же сигнале опасности, то есть при первой же высокой ноте Джельсомино, бросились по своим комнатам. Они без лишних слов отшвырнули прочь свои роскошные наряды, которые носили столько лет, и достали из-под кроватей старые чемоданы со своими пиратскими одеждами, бормоча при этом:
— Если не надевать на глаз чёрную повязку, то я, пожалуй, смогу сойти за городского мусорщика.
Или же:
— Если не пристёгивать деревянную руку, никто меня не узнает.
При Джакомоне осталось только двое слуг, в обязанности которых входило открывать и закрывать балконные двери. И хотя стёкол в дверях балкона уже не было, слуги стояли как вкопанные и время от времени протирали дверные ручки своими кружевными манжетами.
— Бегите уж и вы заодно, — вздохнул Джакомоне, — всё равно дворец сейчас рухнет.
Действительно, в этот момент, словно хлопушки, стали лопаться лампочки в люстрах — это Джельсомино запел в полную силу.
Слуги не заставили себя просить. Пятясь и кланяясь через каждые три шага, они добрались до двери, ведущей на лестницу. Тут они повернулись и, чтобы поскорее спуститься, съехали вниз по перилам.
А Джакомоне прошёл в свою комнату, снял королевский наряд и надел костюм простого горожанина, который купил когда-то, чтобы неузнанным ходить по улицам своего города и слушать, что о нём говорят. (Правда, ему быстро разонравилось это занятие и он предпочёл посылать в город своих сыщиков.) Костюм был коричневого цвета, он одинаково подошёл бы и банковскому служащему и профессору философии. А как хорошо сочетался коричневый цвет с оранжевым париком! Но, к сожалению, приходилось расстаться и с париком: он был слишком хорошо известен людям, куда лучше самой королевской короны.
— Мой любимый парик! — вздохнул Джакомоне, — Мои дорогие парики! — И он открыл шкаф, где ровными рядами висели его парики, похожие на головы марионеток, приготовленных к спектаклю. Тут уж Джакомоне не смог удержаться. Он схватил добрую дюжину париков и запихал их в чемодан.
— Я возьму вас с собой в изгнанье! Вы будете напоминать мне об этих невозвратных счастливых днях!
И бывший король спустился по лестнице, но не в подвал, как это сделали его придворные, которые, словно мыши, удирали из дворца по канализационным трубам. Он вышел в парк. Ведь его уже тоже можно было не считать королевским. Но всё равно он был прекрасным, зелёным, полным запахов цветов.