Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка

Иван стоял на дне как бы громадного чрева, вогнутые стены которого слева и справа тянулись дальше, чем хватало зрения, а его неизмеримо высокие своды не смыкались вверху, теряясь в огненно-дымном кипящем вареве, льющим на все окружающее пространство красно-оранжевый свет. Оттуда же сверху дышало таким жаром, что ничто живое не смогло бы его перенести. Посреди дна этого чрева Иван увидел, как бы громадную горную гряду. «Это лишь стены и башни подземного Кремля» – услышал Иван чей-то голос, но откуда этот голос доносился, он не понял. В этот миг на одной из стенок чрева взбух громадный волдырь. Послышался треск, волдырь прорвался и к Кремлю покатился бесформенно-округлый тяжелый предмет, состоящий как бы из спекшихся между собой ферм чугунного моста, торчащие углы которых грохотали по каменному днищу чрева. С жуткой силой этот предмет ударился в стену Кремля, мгновенно слившись с нею. Волдыри вздувались один за другим, выбрасывая все новые и новые сгустки разного размера и формы, состава которых Иван не мог определить. Один за другим они врезались в как бы заглатывающую их стену. Приблизившись к Кремлю, он увидел ряд гигантских ступенчатых башен, соединенных стенами с причудливой формы зубцами, издали похожими на зубцы стен Московского Кремля. Ни в одной из башен не было ворот, и их основания были как бы единым монолитом. Вдруг какая-то сила забросила Ивана на стену, и он поразился форме ближайшего к нему зубца. Это была изготовившаяся к прыжку крылатая горгулья с лицом прекрасной женщины, но с глумливо оскаленным ртом, а ее распростертые крылья то сдвигались, то раздвигались. Другой ближний к нему зубец имел форму крылатого льва, но с тем же женским лицом и так же оскаленным ртом. За стеной клокотал бурный водный поток, от которого поднимались облака горячего пара. Неведомая сила несла Ивана дальше, и он увидел, что за первой стеной оказалась еще одна, за которой поток был из вулканической лавы, за ней третья, четвертая и так до девяти. Каждая стена имела зубцы самого причудливого вида, но все они имели одно лицо, все то же женское и так же оскаленное. Что же касается башен, то они все были одинаковые – ступенчатые и остроконечные. Шпиль каждой из них венчала сверкающая красным золотом пентаграмма в виде сломанного у основания четырехконечного креста. В башнях не было ни окон, ни бойниц и они казались вытесанными из единого камня. Иван подумал, а для чего нужна эта жуткая крепость? И тотчас услышал ответ: «Для того, чтобы, когда начнется ее мятеж и подземный Кремль вывернется на поверхность, ибо сейчас он своими вершинами обращен к огненному жерлу центра планеты, слуги Сырой Земли могли здесь укрыться от людей, не захотевших принять ее закона». За последней стеной он увидел множество разнообразных построек, уступами уходящих вверх к подножию огромной черной храмины со странными, спиралью завернутыми высокими башнями по ее сторонам. Всего этих уступов было шесть и каждый из них был как бы отдельным городом. Спустившись за стену, Иван оказался в нижнем городе. Этот город был из серого камня. Его многоэтажные дома были совершенно одинаковые с одинаковыми квадратными окнами, в каждом из которых, как в топке печи горел оранжево-красный огонь, а его узкие улицы образовывали безумный и бесконечный лабиринт. Протяженность города равнялась протяженности внутренней стены, а глубина до следующей ступени со следующим городом была не меньше десяти километров. «Здесь Сыра Земля лепит из глины и обжигает своих солдат, караульщиков, мытарей и мелких чиновников, чтобы вершить свою волю, когда скрытое станет страшным» – услышал Иван все тот же голос. Узкие улицы города были пусты и напоминали непомерной глубины каменные траншеи какого-то исполинского укрепрайона, а сами дома живо напомнили ночной вид городских новостроек, окна которых в зависимости от настроения ассоциировались у Ивана, то с иллюминаторами океанского лайнера, пересекающего ночной океан, то с топками крематория, которые он видел, впрочем, только в кино. Оказавшись на следующей ступени, Иван попал в город из железа и стены его безобразно бесформенных домов без окон и дверей были раскалены почти до красна. Но жара Иван не почувствовал и вдруг испугался, а не умер ли он уже. Невидимый аудиогид межу тем сказал: «Здесь Сыра Земля выплавляет, кует и хранит свой арсенал, те орудия, которыми она хочет не только лишать людей жизни, но и сечь, уродовать и пытать их души. И орудий этих тебе видеть не надо, столь они страшны и странны. И не бойся, Иван, ты не умер, а лишь в предсмертном забытьи». «Но я…» – начал было Иван, но не договорил, так как оказался в третьем городе, который был из червленого серебра и поражал изяществом и гармонией своей архитектуры. По красивым небольшим площадям и плавно изгибающимся улицам серебряного города ходили мужчины и женщины, одетые, кто пошикарнее, кто попроще, но вполне современно. Вообще вся эта публика напомнила Ивану зал ожидания большого аэропорта. Одни разговаривали между собой, другие прогуливались в одиночестве, и на всех лицах было выражение спокойного и благородного достоинства. Голос сказал: «Этот город выстроен для философов, ученых, поэтов, артистов и художников, обменявших свою истинную жизнь на обещанные Сырой Землей славу и почет. Им предстоит проповедовать и прославлять ее закон, лишая людей веры и надежды, а самым великим из них предназначено побуждать людей к желанию самовольно лишать себя и других их жизни». Ивану стало любопытно, и он тоже стал расхаживать по улице, стараясь попасть в ритм движений остальных фланеров и прислушиваясь к их беседам. Но к своему удивлению, ничего интересного он не услышал. Более того, обрывки фраз, которые до него доносились показались ему очень и очень знакомыми. Дома Иван давно уже не смотрел телевизор, но, бывая в разных общественных местах, то и дело натыкался на экран с какой-нибудь говорящей головой. Так вот, обитатели серебряного города со значительными лицами мололи ту же чушь, которую транслировали телеканалы. «Я как профессиональный историк совершенно определенно могу заявить… – услышал Иван хорошо поставленный голос из небольшой группы горожан, собравшейся вокруг оратора. Ну-ка, ну-ка, что что он может заявить, заинтересовался любящий историю Иван и подошел поближе – …Что прошлую войну мы все-таки не довоевали до конца. Я и студентам своим это говорю: не-до-во-е-вали, ребятушки, не дожали до полной победы. А в итоге что? Разорительная гонка вооружений! Да не было бы никакой гонки, если бы не за кем стало гоняться. Расцвела бы страна, еще как бы расцвела!» В небольшой толпе слушателей послышались негромкие одобрительные возгласы. «Позвольте спросить – не выдержал Иван – а во сколько жизней должно было бы обойтись это ваше недовоевали?» Оратор удивленно на него посмотрел: «А при чем здесь счет? Это же дилетантский, даже какой-то, извините, местечковый подход. Вы, молодой человек, забываете о стратегии, о принципах глубокого исторического планирования. В этих вопросах какие-то два-три миллиона погоды не делают. Тут планетарный масштаб, счастье всего, поймите, всего человечества!» «Так мы можем же повторить! – раздался чей-то молодой голос, и все повернулись к нему – Я даже песню про это сочинил, жаль гитары нет, а то бы я вам спел». «Что повторить?! – взвился Иван – Гекатомбы новые? Да мы еще убитых в той войне не всех посчитали и не похоронили по-человечески!» «Вот такие доброхоты, абстрактные, мать их, гуманисты и предали наше великое дело! – провозгласил оратор и вдруг, как бы одумавшись, по-отечески на Ивана посмотрел и погрозил пальцем – Понимаю, понимаю, перчика решили добавить, обострить, так сказать, дискуссию. Это неплохо, это умно, это освежает, заставляет подточить аргументацию, фактуры добавить. Спасибо, голубчик, умница вы наш. Правильно, доверяй, но проверяй! Учту вашу критику, поработаю над узкими, так сказать, местами, не сомневайтесь». Иван растерялся: «Вы что, вы подумали, что я это… – он никак не мог подобрать нужного слова – Что я из этих, как их?..» «Понимаю, все понимаю – серьезно отозвался оратор – и критику вашу учту, так и доложите». «Чего?» обалдел Иван и… оказался в следующем городе. Четвертый город был золотым. «Здесь обитают в ожидании своего часа властители людей, отрекшиеся от своей души ради восторга перед могуществом Матери Сырой Земли. Им надлежит вести народы на войну друг с другом, вершить неправедный суд и преследовать непокорных за проповедь слова Божьего – сказал голос – Вглядись и ты многих узнаешь в лицо, но имен их не произноси, ибо время обличения еще не настало». Иван осторожно огляделся по сторонам. Народу на площади, где он стоял, было немного. Никто не толпился и громко не говорил. Одеты обитатели четвертого города были кто в деловые костюмы, кто в полувоенную или военную форму без знаков различия, а многие были в рясах, что очень Ивана удивило. И все были чем-то заняты. Одни читали, сидя в разнообразных креслах, вынесенных, видимо, из домов, другие прохаживались и, приостановившись, что-то записывали в блокноты. Те, что были в рясах, либо стояли совершенно неподвижно, закрыв глаза и перебирая четки, либо тихо переговаривались. Лица многих и в самом деле были Ивану знакомы, что немало его расстроило. Да уж, эти наворотят, подумал Иван, такого наворотят… Он оглядывался, надеясь найти собеседника, хотя общение с насельниками третьего города оставило довольно мерзкий осадок. К площади, на которой стоял Иван, примыкал небольшой бульвар, уставленный чем-то вроде деревьев, искусно отлитых из золота и похожих на декорацию к опере «Руслан и Людмила». Между деревьев виднелась ажурная беседка. Ну вот, усмехнулся про себя Иван, теперь не хватает только Людмилы и Черномора с его шайкой. Но в беседке вместо Людмилы он разглядел какого-то старичка, одиноко сидевшего, опершись на трость. Старичок ничем вроде бы занят не был, и Иван решился подойти: «Здравствуйте. Позволите присесть?» Старик на него взглянул и спросил неприязненно: «Из н-новых что ли? – Иван неопределенно кивнул – Одеваются черт-те как» – проворчал старик. Сам он был в белоснежном летнем костюме и при галстуке, тоже белом с крупным красным камнем в заколке. «А вы, э-э, отдыхаете?» – начал Иван. Старик поморщился, блеснув стеклышками пенсне и погладил свои аккуратно подстриженные седые усы: «Да нет, как видишь, р-работаю. Вызвали зачем-то». «Вот как?» – изобразил вежливое недоумение Иван. «Да вот так – проворчал старик – Всех собирают, даже тех, к-кого сожгли. Переплетчик командует, не п-поспоришь». «А-а, тогда понятно – сказал ничего не понявший Иван – Раз так, то дело важное». «Еще бы, к-конечно важное, да что-то тянут долго, не п-просрать бы нужный момент…» «Думаете?» Старик слабо отмахнулся: «Я практик, и я за п-практику». «А что вы предлагаете конкретно?» «Т-террор, что ж еще! Людям это понравится, я-то знаю». Вот упырь, подумал Иван, сидит в золотой беседке и рассуждает, сволочь. Но вслух сказал: «Так ведь было уже такое. Сколько народу положили за просто так, а потом что? Лопнул пузырь-то, да еще как лопнул». Старик насупился: «Миндальничали много, жалели, вот до корня и не добрались, не успели… – он сокрушенно покачал головой – Да и перегнули кое-где со своими. Только время п-потеряли, завозились, з-зад-дискутировались. Думали, что умней самой Матушки, мыслители херовы. Вот и сидим теперь в своей к-картошке, да червей п-пасем». «А с кого бы вы начали?» Старик усмехнулся и погладил усы: «Я бы начал со всех этих донкихотиков, змеенышей н-недорезанных. Знаю, что н-не по теории, знаю. Но ведь на виду они, бесстрашие с-свое показывают. Вот их бы первых и того, к Матушке. А п-потом можно и пошире взяться. А свои кадры у нас есть, только и ж-ждут команды. Так всех бы по-тихому и подменить бы». «По-тихому?» «Да как получится, это не важно – отмахнулся старик и, помолчав, спросил – А ты сам давно оттуда?» он постучал тростью о пол беседки. Иван вспомнил, что здесь все перевернуто и бодро кивнул: «Недавно, вот только что». «Ну и как там, много понастроили?» «Чего именно?» «Да церквей же, чего еще. Много?» «Много, по-моему – удивленно протянул Иван – А что?» «Вот! – возбудился старик – Я об этом им и говорил. От п-попов всего можно ждать. Они уж раз нам свинью подложили. Не все, конечно, но нашлись поганцы. Попрятались по пещеркам, да п-по деревенькам и давай воду мутить, работу п-портить. А я говорил, что уж если атеизм, так до донышка, да сверху извёсточкой посыпать». «Да ладно – легкомысленно отозвался Иван – там ваших хватает…» и осекся. «Каких это ваших? – напрягся старик – Ты кто такой?.. – но вдруг он прервался, мигом забыв про Ивана – Ох, Переплетчик там…» Он с беспокойством глядел в сторону площади, к которой Иван сидел спиной. Иван обернулся и увидел небольшую группу людей вокруг высокого худого человека. Старик, между тем, подхватил свою трость подмышку и рысцой затрусил в сторону площади. «Тебе пора убираться» – услышал Иван голос и оказался в пятом городе. Этот город был сложен из драгоценных камней, мерцавших и переливающихся тусклой радугой в красно-оранжевом свете, непрерывно лившемся сверху, ибо подземный Кремль не знал различия дня и ночи, а его обитатели не ведали сна. Голос сказал: «Здесь место отдыха любимейших и самых доверенных слуг Сырой Земли, тех, кого она уже сейчас дерзает посылать к людям, наделяя всей своей черной магией, всем своим богомерзким искусством. Их усилиями строятся и подземный Кремль, и иные крепости Сырой Земли, которых уже немало. В этом городе они отдыхают и совершают соития с Сырой Землей, принимающей для них разные обличья. И сюда тебе с твоим длинным языком соваться не стоит». Иван почувствовал, что взлетает, но успел разглядеть, что на каждой площади этого города стояла громадная фигура прекрасной собой женщины с лицом, таким же, как у горгулий на стенах подземного Кремля, но только вместо глумливого и хищного оскала, ее губы были сложены в нежную материнскую улыбку. В шестом и последнем городе домов не было вовсе. Это было непролазное сплетение громадных черных корней каких-то неведомых исполинских деревьев, кроны которых выходили, наверное, где-то очень и очень далеко на поверхность. В этом необозримом и непроходимо густом лесу, как бы росшем корнями вверх, происходило непрерывное и лихорадочное движение и возня каких-то существ, разглядеть которых Иван не мог. Порой из зарослей доносились то надрывный вой, то рычание, то грубый как бы лающий хохот, то пронзительный визг. Но изредка в самую гущу черной чащи из клубящегося высоко вверху варева магмы с шипением врывалась раскаленная капля. Она вонзалась в корневой город, вызывая мгновенный всплеск багрового пламени, и тогда все оглашалось многоголосым радостным воплем. Ступить здесь было некуда, поэтому Иван неподвижно парил, в изумлении глядя на зловещие шевелящиеся заросли и слушая голос, который говорил: «Здесь обитают заклятые самим Господом темные демоны, родные сыновья и дочери Матери Сырой Земли. Их заклятие таково, что они не могут выносить никакого Божьего света, ни солнечного, ни лунного, ни даже звездного мерцания. Господь смилостивился, заточив их в духоту раскаленных газов середины планеты, а не в мертвую толщу льда, и даже даровал им обитель из древесных корней, но ты видишь сам, что ярость их по-прежнему велика». Потом Иван оказался у основания исполинской храмины, как бы высеченной из единого черного камня величиной с кавказскую гору, венчающей подземный Кремль. «Соберись с духом – сказал голос – ибо сейчас ты увидишь бесовское служение над зловонными святынями Матери Сырой Земли». С этими словами он втолкнул Ивана внутрь со словами: «Здесь ты будешь скарабеем. Но не шевелись и не смей ничего пожирать». Иван оказался в дальнем углу громадного многоугольного зала с куполом, подобным своду ночного неба, лишенного звезд. Посреди зала стояла огромная каменная купель, а вокруг нее в беспорядке были расставлены открытые каменные саркофаги, доверху набитые человеческими костями, в которых копошились необычайных размеров жуки-скарабеи. Все верхнее пространство этого зала наполняли летающие рои совершенно неописуемых в своей мерзости существ. Они были много больше человеческого роста, но в фантастических размеров зале эти существа казались скопищем беспорядочно роящихся жирных черных мух. Некоторые из них имели какие-то подобия коротких крыльев, другие были с хвостами, спины третьих были утыканы не то гребнями, не то шипами. Одни лоснились, как черная змеиная кожа, другие были покрыты коротким ворсом и походили на насекомых. Существа с визгом и свистом метались под сводами и всему пространству храмины, то свиваясь в клубки, то разлетаясь, подобно брызгам. И при этом они непрерывно и прямо налету совокуплялись. Сразу после совокупления из чресл самок вылетали комки бледных продолговатых яиц, которые почти сразу лопались, выпуская наружу потомство, которое тут же налету пожирали другие существа. Иногда кто-нибудь камнем обрушивался в стоявшую посредине купель, выбрасывая вверх фонтан нечистот, которыми она была заполнена. Страшное зловоние, которым был пропитан зал, от каждого такого падения становилось еще сильнее. Носящиеся же в беспорядке существа как бы пьянели от этого невыносимого запаха, ускоряя свой полет. Летающие твари не только совокуплялись и жрали, но еще и испражнялись. На их испражнения тут же набрасывались скарабеи, скрежеща друг о друга своими панцирями. Куча зловонного кала шлепнулась прямо перед Иваном, и он едва сдержался, чтобы не наброситься на нее. Но, сделав над собой усилие, он отполз подальше в угол. «А чьи это кости навалены в каменных гробах?» – прошептал Иван. И голос ответил: «Это кости прогневивших Бога допотопных насельников земли. Сыра Земля собирает их повсюду и повсюду устраивает подземные капища, заставляя подвластную ей нечисть проводить над ними служения, подобные этому». «Я больше не могу этого выносить» – застонал Иван и оказался на самой вершине купола храмины у подножия закрепленного на нем громадного знака сломленного креста. Отсюда он видел все восемь странных спиралевидных башен, на равных расстояниях обступающих храмину со всех сторон, и весь подземный Кремль со смутно