Сказки про Ивана-Царевича и Иванушку-Дурачка

Два заброшенных участка, справа и слева примыкавших к дому покойного Дмитрия Ивановича, были выкуплены Серафимой Сергеевной в тот же год, когда Маруся и Иванушка поженились. На одном, том, что слева, решено было разбить сад с маленьким прудом посередине. А на том, что справа, Серафима Сергеевна задумала построить дачу для себя и Петра Петровича. И для внуков с правнуками, сказала она самой себе, решив, что уж если вить гнездо, то пусть все будет по максимуму. Вскоре на крытом грузовике с военными номерами приехали семеро молодых ребят в совершенно одинаковых новеньких спецовках (Серафима Сергеевна, боясь Марусиной разборчивости, строго-настрого наказала прапорщику, который отвечал за строительство, чтобы никто, включая его самого, не смел показываться на стройке в военной форме, и дала денег на спецодежду), и работа закипела. В будние дни, когда все обитатели старого дома были на работе, строительством занимались ребята в спецовках, а по выходным их сменяли Емельян Иванович и Иванушка, коэффициент полезного действия которых равнялся, а то и превышал аналогичный показатель подневольных стройбатовцев. Садом же занимался Лавр Ильич Михайлов, заслуженный агроном РСФСР, которого Серафиме Сергеевне порекомендовала ее старая знакомая, генеральша Ася Даниловна Кузьмина, на даче которой Лавр Ильич «буквально сотворил чудо». Слово «чудо» с некоторых пор оказывало на Серафиму Сергеевну неотразимое воздействие и в Лавра Ильича она вцепилась мертвой хваткой. Ехать из Москвы очень уже пожилой Лавр Ильич никуда не хотел, но Серафима Сергеевна спланировала и осуществила блестящую стратегическую операцию, подключив к ней сына Лавра Ильича, все никак не могущего наладить работу своего маленького издательства, а так же его младшую внучку, уже третий год заваливавшую экзамены на биофак МГУ. Последним ударом, окончательно лишившим Лавра Ильича способности к сопротивлению, была аккордная постройка в углу полностью расчищенного садового участка в двадцать соток миниатюрного двухкомнатного, оснащенного водой и отоплением коттеджа, который предоставлялся заслуженному агроному на время его работы, сроки которой никак не были ограничены. «Да хоть навсегда – заявила Серафима Сергеевна – лишь бы сад цвел. Вы согласны?». И Лавр Ильич сдался, о чем ни разу не пожалел до самой своей скоропостижной кончины ровно через пятнадцать лет. Первые две недели Лавр Ильич посвятил детальному изучению почвы своего будущего поля боя. Своим конфидентом он избрал только что вышедшего на пенсию Емельяна Ивановича, который, увлекшись стройкой, как-то незаметно прекратил свои регулярные медитации, сделав их нерегулярными. Исследования Лавр Ильич проводил по всем правилам науки позавчерашнего дня. Он исползал на четвереньках и, как крот, перерыл каждый метр вверенного ему пространства. В конце концов он ткнул палкой в самом дальнем углу участка и велел Емельяну Ивановичу копать. Примерно на глубине двух метров тот наткнулся на воду, которая как будто только того и ждала, чтобы вырваться на волю. Лавр Ильич победно стукнул своей палкой оземь и заявил, что пруд будет здесь. Узнав, что Лавр Ильич чудом нашел родник, Серафима Сергеевна необыкновенно быстро смирилась с тем, что прудик будет не в середине сада, а в его углу, окончательно утвердившись в мнении, что Лавр Ильич и в самом деле чудотворец. Была уже середина августа и Лавр Ильич заторопился, чтобы успеть насадить плодовые деревья до заморозков. Затребовав в свое полное распоряжение Емельяна Ивановича и Иванушку, он предпринял целых три экспедиции в различные сады и питомники, выбирая не только молодые, но и уже вполне сформировавшиеся яблони, груши, вишни и сливы. Риск того, что они не приживутся на новом месте, был очень велик, но заслуженный агроном Михайлов был упорен и отважен. Подвластные ему богатыри поднимали вместе с корнями целые деревья, не обращая внимания на сыпавшиеся на них плоды, и грузили их на очередной военный грузовик. В результате к началу сентября будущий таинственный сад был полностью укомплектован. Был вырыт и полутораметровой глубины пруд восьми метров в диаметре, быстро заполнившийся родниковой водой. Нужно заметить, что Лавр Ильич, тщательно исследовав флору вокруг старого дома, со свойственной ему категоричностью заявил, что здесь ничего менять нельзя, так как, по его словам, вся эта растительность имеет к самому дому непосредственное отношение, а посему любое радикальное вторжение может повредить не только дому, но и его обитателям. «Да вы, оказывается поэт, дорогой Лавр Миртович! – восхитилась тирадой агронома Маруся – Ой, миллион извинений, Лавр Ильич, как-то само вырвалось!» Лавр Ильич, между тем, нисколько на Марусину оговорку не обиделся, что и привело к тому, что за глаза иначе, как Лавром Миртовичем, его никто больше не называл. Пришедшая в свое время зима оказалась снежной, но теплой, и весной, любовно и тщательно обогретый, подкормленный и окопанный заслуженным агрономом сад зацвел. Приехавшая погостить и полюбоваться на растущий Марусин живот Серафима Сергеевна глазам своим не поверила. Она осторожно трогала цветки яблонь, как будто сомневаясь, не сон ли это, изредка оглядываясь на Лавра Ильича, бубнившего что-то о каких-то удобрениях. Да, думала Серафима Сергеевна, прав, тысячу раз прав был ее любимый писатель, утверждавший, что чудесам, как известно, стоит только начаться, а потом их уже ничем не остановишь. В оригинале, правда, вместо чудес было упомянуто колдовство, но Серафима Сергеевна не придавала этому нюансу особого значения.