– Это значит, что это не бассейн – сказала Эсфирь Эмильевна – И если мои предположения подтвердятся, то Густаву Теодору Коху и фрау Берберовой придется ответить еще на пару вопросов. Под бетон, значит, ну-ну… – она взялась за телефон – Здравствуйте, Григорий Власьевич. Лабораторную группу по тревоге к Берберову. Протокол «Р». И сразу же доложите. Спасибо.
Юрий Андреевич откинулся на спинку стула, чуть прикрыл глаза и неожиданно продекламировал:
– Мир рвался в опытах Кюри
Атомной, лопнувшею бомбой
На электронные струи
Невоплощенной гекатомбой;
Я – сын эфира. Человек,-
Свиваю со стези надмирной
Своей порфирою эфирной
За миром мир, за веком век.
Из непотухнувшего гула
Взметая брызги, взвой огня,
Волною музыки меня
Стихия жизни оплеснула:
Из летаргического сна
В разрыв трагической культуры,
Где бездна гибельна (без дна!)
Я, ахнув, рухнул в сумрак хмурый.
Юрий Андреевич сделал паузу, а потом добавил:
– В тысяча девятьсот девятнадцатом году написано, между прочим.
– А кто это написал – спросил Иван.
– Белый. Андрей Белый. И откуда поэты все это знают, как вы думаете? Ну какая может быть атомная бомба в девятнадцатом году, а?
– Не расслабляйтесь, Юрий Андреевич – строго сказала Эсфирь Эмильевна. Она встала и просеменила взад и вперед по кабинету.
– Вот что. Нам нужно срочно осмотреть еще раз подвал. Там должен быть замурованный и тщательно замаскированный подземный проход в сторону «бассейна». Его надо обязательно найти и как можно скорее – Юрий Андреевич встал и быстро вышел – Ай да Берберов… В каком году опубликовали результаты исследования воздействия радиации на живой организм кто-нибудь знает?
– В середине двадцатых – сказал Зев Вольфович – Филиппов и Надсон. Они с дрожжами работали. А чуть позже Меллер доказал, что радиоактивное излучение оказывает сильное мутагенное воздействие на живые клетки, многократно ускоряя их спонтанные мутации. Он работал с дрозофилами.
– Ах с дрозофилами, как интересно. А наш умник сходу взялся за людей. Вы понимаете?
– Ну вообще-то Склодовская и Кюри в самом начале века опубликовали работу, где высказали предположение об использовании радия для лечения опухолей – вставила Руфина Ароновна – Но об опасности радиации они тогда не знали.
– А этот сукин сын все схватывал налету! – крикнула Эсфирь Эмильевна.
– Кстати, Кюри не стали патентовать процесс получения радия – добавил Зев Вольфович в полголоса – И кое-кто прилично нагрел на этом руки…
– Подождите – растерянно проговорил Иван – он что же на детях?..
– Думаю, что начал он именно с детей – жестко сказала Руфина Ароновна.
– А я, кажется, понимаю, почему не казнили Коха – медленно проговорил Грау – Он лечился у Берберова, вот и все. Но после войны он из пациента превратился в подопытного. Вот представьте, что некий великий государственный муж вдруг неизлечимо заболевает. Медицина бессильна. Что делать? И тут вспоминают про нашего «союзника смерти». Он тут, как тут. Но он, жадная сволочь, не публикует своих исследований, а делает вид, что общается с потусторонней силой. И Коху становится лучше, да не просто лучше, он выздоравливает. И вот вам сразу две гостайны. Первая, это болезнь одного из первых лиц, а вторая, это мистический способ его излечения. И пока радиологи всего мира шаг за шагом осторожно строят свою науку, Берберов делает свой гешефт. И поэтому Коха нельзя вешать, так как он живой экспонат секретного анатомического театра.
– Занятно – кивнула Эсфирь Эмильевна.
– Занятно, но очень сыро, да и с датами надо бы разобраться – спокойно отреагировала Руфина Ароновна – И про болезнь Эриха Коха нам ничего неизвестно.
– По-моему, мы не должны игнорировать книги Берберова – сказал Иван – Мне кажется, что где-то он непременно должен был проболтаться. Ну как с этой собакой, например. Это ведь так, забавы ради нарисовано. Вот у Руфины Ароновны действительно Анубис получился, а Берберов нарисовал собаку, да еще падающую тень наметил, так что я только собаку и увидел.
– У вас неполная профессиональная деформация – улыбнулась Руфина Ароновна.
– Согласен. Ну так вот, в своих писаниях этот маньяк наверняка где-то наследил своими более сокровенными замыслами. И я просто уверен, что кроме радия в этой истории есть что-то не менее существенное.
Иван секунду помолчал, собираясь с духом, а потом спросил:
– Если там найдут радиоактивные вещества, то как объяснить, что у вас с Берберовым выстроился одинаковый ассоциативный ряд относительно Анубиса? Я, например, вообще никогда не слышал, чтобы радиацию ассоциировали с этим египетским богом.
– Вы намекаете на то, что мы с этим господином не так уж сильно отличаемся? – рубанула Руфина Ароновна.
– Да нет, Иван Иванович ни на что не намекает, он задает очень конкретный и очень важный вопрос – сказала Эсфирь Эмильевна – И нам стоит очень и очень серьезно подумать над ответом. А что до неполной профессиональной деформации, то в данном случае Иван Иванович оказывает нам всем важную услугу. Понимаете, о чем я? Правильно. Поэтому нам очень повезло, что этот вопрос нам задал наш соратник, а не сами знаете кто!
43.