Сказки, рассказанные на ночь

Я уступил ее просьбам и замолчал, щадя ее болезненное состояние. Больше мы об этом странном происшествии никогда не говорили, и только шесть лет спустя, когда она, во цвете молодости, вдруг почувствовала, что близится ее смертный час, она вернулась к тем давним событиям. Она вручила мне ту дудочку и наказала передать ее тебе в день, когда тебе исполнится двадцать лет, а до того не отпускать тебя ни на минуту от себя. Но придется отдать тебе подарок немного раньше, — продолжал Беназар, доставая из шкатулки серебряную трубочку на длинной золотой цепочке. — Не в день двадцатилетия, а на восемнадцатом году твоей жизни, потому что ты отправляешься в странствие, и, кто знает, быть может, когда ты вернешься домой, я уже отправлюсь к праотцам. Не вижу разумных причин держать тебя тут еще два года, как того желала твоя заботливая матушка. Ты славный юноша и весьма смышленый, с оружием ты управляешься не хуже какого-нибудь двадцатилетнего, вот почему я с полным правом уже сейчас могу спокойно объявить тебя совершеннолетним и не ждать, пока тебе исполнится двадцать. Так что ступай себе с миром и помни во всякое время о своем отце, и в счастье, и в несчастье, от чего упаси тебя Аллах.

Вот такие слова произнес Беназар из Бальсоры, отпуская своего сына. Саид, немало взволнованный, попрощался с отцом, повесил цепочку на шею, трубочку спрятал в кушак, вскочил на коня и поскакал к тому месту, откуда отправлялся караван, следовавший в Мекку. В скором времени все собрались: около восьмидесяти верблюдов и несколько сотен всадников тронулись в путь, вместе с ними за ворота Бальсоры выехал и Саид, которому суждено было еще не скоро снова увидеть родной город.

Поначалу Саид с головой ушел в новые впечатления, и путешествие, и множество невиданных предметов — все было ему в диковинку, но по мере приближения к пустыне, глядя на открывающиеся дикие, безлюдные просторы, он становился все более задумчивым и вспомнил те слова, которые отец сказал ему на прощанье.

Он достал подаренную трубочку, повертел ее в руках и решил попробовать — не получится ли у него извлечь из нее чистый приятный звук. Но дудочка молчала — как он ни старался, как ни раздувал щеки из последних сил, ничего не выходило. Раздосадованный тем, что подарок оказался таким бестолковым, он сердито засунул трубочку обратно в кушак. Но скоро он опять вернулся мыслями к загадочным речам матушки. Ему, конечно, доводилось слышать о феях, но он не слышал, чтобы хоть кто-нибудь в Бальсоре был связан с такими сверхъестественными существами; всё, что рассказывали об этих духах, относилось либо к дальним странам, либо к давно прошедшим временам, поэтому он был уверен, что фей больше нет на свете, хотя, может быть, они просто перестали являться к людям и принимать участие в их судьбе, — по крайней мере, он так думал. Эта уверенность, однако, боролась теперь в нем с настойчивым желанием все же постичь таинственный, сверхъестественный мир, с которым, как ему хотелось верить, соприкоснулась его мать. Занятый такими мыслями, он целый день провел как во сне, оставаясь безучастным к разговорам своих попутчиков и не обращая внимания ни на их песни, ни на их смех.

Саид был очень приглядным юношей: в глазах его светились храбрость и отвага, выразительная линия рта подчеркивала красоту его лица, во всем его облике, несмотря на молодость, сквозило необычайное достоинство, какое редко встретишь у его сверстников. Наездником он тоже был отменным: в его посадке было столько сдержанной уверенности, позволявшей ему легко, но вместе с тем и твердо управляться с конем в полном боевом облачении, что он приковывал к себе всеобщее внимание.

Рядом с Саидом ехал один старик, который все посматривал на него с явным удовольствием и вот теперь решил осторожно порасспросить его о том о сем, чтобы понять, какого духа этот молодой человек. Саид, которому с детских лет было внушено почтительное отношение к старшим, отвечал на его вопросы с приличествующей скромностью, но так умно и рассудительно, что доставил своему спутнику искреннюю радость. Но поскольку мысли юноши весь день были заняты только одним, то так вышло, что довольно скоро они заговорили о таинственном царстве фей, и кончилось все дело тем, что Саид напрямую спросил старика, верит ли он в существование фей, добрых или злых духов, которые могут охранять или преследовать человека.

Старик оправил бороду, покачал головой и сказал:

— Нельзя отрицать, что такие рассказы ходят среди людей, хотя я в своей жизни до сих пор ни разу не встречал никаких ни мелких духов, ни больших — ни гномов, ни великанов, ни волшебников, ни фей.