Упражнения пехотинцев между тем закончились, зрители начали расходиться, и молодой человек, ставший невольной причиной ссоры, тоже отправился в город. Бледнее обычного, юноша шел медленным шагом, то опустив глаза долу, то обращая их в тоске к голубым горам, туда, где вдалеке виднелись пограничные селения Вюртемберга.
Никогда еще Георг фон Штурмфедер не чувствовал себя таким несчастным, как в эти дни. Мария уехала со своим отцом, перед разлукой она еще раз заклинала любимого сохранять верность обещанию, а как далось ему это обещание? Стоило немалого труда перебороть себя, следуя настояниям возлюбленной. Сейчас же ситуация и вовсе казалась безысходной. Все его золотые мечты, смелые надежды на славу исчезли как дым. Решение заслужить руку Марии, участвуя в сражениях, померкло и отодвинулось в неопределенную даль. Но возникла опасность быть не понятым людьми, уважение которых было ему дорого; оставить союзные знамена как раз в тот момент, когда все готово к решительному шагу, — как такой поступок может быть расценен славными полководцами?
День ото дня, пока только можно было, Георг откладывал объявление союзу о своем решении. Где ему взять веские аргументы, найти нужные слова, чтобы оправдать свой отъезд перед старым храбрым воином Брайтенштайном, другом отца? С каким лицом он появится перед благородным Фрондсбергом, бок о бок с которым сражался его отец и наконец пал, завещая малолетнему сыну единственное достояние — блестящую славу своего имени? Это перед Фрондсбергом, только что оказавшим ему знаки внимания, он должен предстать в двусмысленном свете!
Удрученный мрачными мыслями, Георг приблизился к городским воротам и вдруг почувствовал, что кто-то схватил его за руку. Юноша оглянулся: перед ним стоял приземистый мужчина, с виду крестьянин.
— Что тебе? — спросил Георг, несколько досадуя на то, что ход его мыслей прервался.
— Прежде всего мне надобно узнать, тот ли вы человек, кто мне нужен, — ответил незнакомец. — Скажите-ка, что можно добавить к словам — свет и буря?
Георг удивился странному вопросу и внимательно присмотрелся к говорившему. Это был небольшого роста, крепко сложенный, широкоплечий, коренастый мужчина. Загорелое лицо его казалось бы невыразительным, кабы не хитровато-лукавая улыбка на губах и мужество в серых глазах. Волосы и борода крестьянина были светло-русы и кудрявы, на поясе он носил длинный кинжал, в одной руке держал топор, в другой — круглую кожаную шапку, какие можно видеть и поныне у швабских крестьян.
Пока Георг делал эти мимолетные наблюдения, крестьянин пытливо следил за ним.
— Вы, может быть, не совсем меня поняли, господин рыцарь? — вымолвил крестьянин после короткого молчания. — Что можно добавить к свету и буре, чтобы получились две хорошие фамилии?[60]
— Перо и камень, — ответил молодой человек, которому сразу стало ясно, что подразумевалось в загадочном вопросе. — Что ты хочешь этим сказать?
— Так вы — Георг фон Штурмфедер, а я иду от Марии фон…
— Ради бога, потише, дружище, не называй имен, — прервал Георг, — скажи поскорей, что ты мне принес?
— Письмецо, юнкер, — сказал крестьянин, развязывая одну из широких черных подвязок, стягивающих кожаные панталоны, и вытащил полоску пергамента.
Торопливо и радостно схватил Георг пергамент, на нем блестящими черными буквами было написано лишь несколько слов. Буквы выдавали старание — девушки, жившие в 1519 году, были не так проворны в выражении нежных чувств письменно, как в наши дни, когда каждая деревенская красотка строчит своему возлюбленному в армию длинное послание, какое мог бы написать святой Иоханнес.
Хроника, откуда мы почерпнули сию историю, сохранила слова, которые с жадностью прочитал Георг:
Кроткий, нежный смысл этих слов многое сказал любящему сердцу, напомнил о ласковых глазах, безмолвных слезах, зардевшихся от тайных чувств щеках и милых губах, поцеловавших письмецо. Кто испытывал подобные чувства, не упрекнет Георга за то, что он на какой-то миг словно опьянел и устремил свой радостный взор к далеким синим горам, благодаря любимую за слова утешения, которые ему были столь необходимы. Есть на земле существо, которому он дорог!
Содержание краткого послания оживило сердце Георга и вернуло прежнее радостное настроение, он подал доброму вестнику руку, сердечно поблагодарил его и спросил, каким образом тот принял от Марии ее поручение.