— Так вы подозреваете меня во лжи? — взволнованно проговорил Георг. — Я этого никак не ожидал. И к чему это обещание? За кого и с кем я буду на той стороне сражаться? Швейцарцы отбыли на родину, крестьяне разошлись по домам, рыцари попрятались в своих замках и постараются всякого, кто ушел из союзного войска, тотчас схватить, даже сам герцог и тот сбежал…
— Сбежал! — воскликнул Фрондсберг. — Сбежал… Мы этого не знали. Зачем тогда стольник послал рыцарей? Да-а-а. А откуда ты это, собственно, знаешь? Подслушивал то, что говорилось на военном совете? Или ты, как это некоторые утверждают, поддерживаешь подозрительные связи с Вюртембергом?
— Кто это осмеливается утверждать? — вспылил Георг.
Зоркие глаза Фрондсберга испытующе впились в изменившиеся черты молодого человека.
— Послушай, ты кажешься мне слишком юным и честным для подлого дела, — проговорил он наконец, — и если бы ты замыслил что-нибудь в этом роде, то не вышел бы из Швабского союза, а отправился в качестве шпиона в Вюртемберг.
— Как! Это говорят обо мне? — прервал его Георг. — Если у вас есть хоть искорка любви ко мне, то назовите того негодяя, который смеет утверждать подобное!
— Ну зачем же так горячиться? — возразил Фрондсберг и взял руку молодого человека. — Можешь себе представить, если бы такие слова были произнесены публично и я бы верил нашептываниям, то, уж поверь, Георг фон Фрондсберг не пришел бы сюда. Однако что-то все-таки в этом есть. В город, к старому Лихтенштайну, частенько наведывался один хитрый крестьянин. Он не бросался в глаза в такое время, когда здесь было полно всякого люду. Но нам сообщили, что этот крестьянин — тайный и очень лукавый гонец из Вюртемберга. Когда Лихтенштайн уехал, крестьянин с его таинственными появлениями был забыт. Сегодня же утром он вновь появился и, говорят, долгое время беседовал с тобой перед городскими воротами. Потом его видели и в твоем доме. Ну, как мне это понимать?
Георг слушал его слова с растущим удивлением.
— Храни меня Господь, я не виноват, — сказал он, когда Фрондсберг кончил говорить. — Сегодня утром пришел ко мне крестьянин и…
— Почему ты замолчал? — спросил Фрондсберг. — И весь покраснел? Какую же роль играет этот гонец?
— Ах, мне, право, неловко говорить об этом. Но вы, верно, уже догадались. Крестьянин принес мне весточку от любимой!
При этих словах молодой человек расстегнул свою куртку и вытащил клочок пергамента.
— Вот все, что он передал. — И протянул Фрондсбергу письмецо.
— Только это? — засмеялся тот, прочтя послание. — Бедный юноша! Значит, ты не очень хорошо знаешь этого человека? Не ведаешь, кто он такой?
— Нет, это всего лишь посланник любви. Готов поручиться!
— Любовный гонец, которому, кстати, поручено разведать о наших планах. Неужели тебе неизвестно, что он — опаснейший человек? Это же — Волынщик из Хардта!
— Волынщик из Хардта? — недоуменно переспросил Георг. — В первый раз слышу это прозвище. А что из того, что он — хардтский музыкант?
— Да, его знают не многие. Во время восстания «Бедного Конрада» он был одним из ужаснейших возмутителей спокойствия и вожаком крестьян, потом его помиловали. С того времени он вел бродячую жизнь, а теперь сделался разведчиком герцога Вюртембергского.
— Так его поймали? — с живостью спросил Георг, он невольно принимал участие в своем новом знакомом.
— Вот это-то и непонятно. Нам донесли, что его опять видели в Ульме, он был в вашей конюшне, но только мы хотели его схватить, как хитрец смотал удочки. Ну что ж, я верю твоему слову, твоим честным глазам, что он приходил к тебе не по каким-то другим делам. Впрочем, можно быть уверенным: если это тот, кого я имею в виду, то не из-за тебя одного он отважился появиться в Ульме. И ежели тебе еще доведется когда-либо с ним повстречаться, остерегайся: такому отродью не следует доверять… Однако сторож уже прокричал десять часов. Ложись-ка на боковую да выспись хорошенько за время своего заключения. Но прежде дай мне слово по поводу четырнадцати дней. А я тебе скажу: если ты оставишь Ульм, не простившись со старым Фрондсбергом…
— Я приду, непременно приду, — пообещал Георг, растроганный прозвучавшей в его словах грустью, которую старый воин старался скрыть под маскою шутливой улыбки.
Молодой человек подал ему руку в знак своего обещания военному совету, и заслуженный рыцарь медленными шагами оставил усыпальницу.
Глава 12