— Ради всего святого! — взмолился при этих словах Крафт. — Не говорите так громко, нас могут услышать. Однако вы должны взять себя в руки, если когда-нибудь соберетесь служить в войске под его началом.
— Я собираюсь скоро избавить господина стольника от моего ненавидящего взгляда. Так угодно Богу: сегодня я увижу в последний раз закат солнца в Ульме.
— Неужели? — удивился Крафт. — Никогда не поверю, что Георг фон Штурмфедер из-за пустяка бросит большое дело.
— Оскорбление чести — не пустяк, — со всей серьезностью возразил Георг, — что же касается нынешних обстоятельств, как вы говорите, большого дела, то после серьезных раздумий я понял, что не могу радеть за него и не хочу по прихоти именитых господ подставлять свою спину под крепостные стены, за которыми находятся толпы вооруженных горожан.
От него не ускользнуло, что его последние слова произвели неприятное впечатление на секретаря, и тогда он, пожав тому руку, спокойнее заключил:
— Не огорчайтесь из-за моих резких слов, мой добрый гостеприимный хозяин. Видит бог, я не хотел вас обидеть. Но из ваших уст я многое узнал о намерениях и целях разных участников этого союза. Не пеняйте на себя за то, что я выбираю свой путь, так как с вашей помощью у меня упала пелена с глаз.
— Да, вы правы, милый юнкер, действительно подымется великая кутерьма, когда эти господа затеют делить прекрасные земли. Но я подумал, что и вы сможете заслужить себе малую толику. Поймите меня правильно: ведь ваше родовое гнездо пришло в упадок, и я посчитал…
— Не надо об этом, — прервал его Георг, тронутый добросердечием приятеля. — Действительно, дом моего отца разваливается, ворота висят на сломанных петлях, подъемный мост порос мхом, а на сторожевой башне поселились совы. Лет через пятьдесят там останется одна башня или всего лишь стена, которые будут напоминать странникам, что когда-то здесь было гнездо славного рыцарского рода. Но сейчас, даже если на меня упадут поросшие мхом крепостные стены и погребут под собой остатки нашего рода, никто про меня не скажет: он ради чужого добра обнажил меч отца.
— Каждый поступает по-своему, — примирительно проговорил Дитрих. — Ваши слова звучат прекрасно, но я бы все делал иначе, а именно — постоянно бы заботился о благополучии своего дома. В любом случае, перемените вы свое решение или нет, я надеюсь, что вы еще погостите несколько дней у меня.
— Ценю вашу доброту! Но вы же понимаете, что при данных обстоятельствах я не могу больше оставаться в городе, поэтому собираюсь с наступлением утра его покинуть.
— О, могу ли я тогда передать с вами сердечные приветы? — проговорил секретарь с хитроватой улыбкой. — Ваш путь, конечно, лежит в Лихтенштайн?
Юноша залился ярким румянцем. С отъездом Марии между ним и приветливым хозяином дома речь о данном предмете не возникала, тем удивительнее прозвучал для него лукавый вопрос приятеля.
— Кажется, вы меня неправильно поняли, — сказал он. — Полагаете, что я отвернулся от союза с целью примкнуть к его врагам? Как же вы плохо обо мне думаете!
— Но мне всего лишь пришло в голову, — ответил умный секретарь, — что вас отговорила моя очаровательная кузиночка. Вы сочувствовали тому, что предполагал делать союз, зная, что в нем участвует и старый Лихтенштайн, а когда тот оказался по другую сторону, вы тоже от союза отвернулись.
Георг попытался защитить свое мнение, но секретарь был слишком уверен в своей проницательности, хотя и не видел ничего плохого и бесчестного в поведении гостя.
Передав сердечный привет кузине в Лихтенштайне, он собрался покинуть комнату гостя, но на пороге задержался.
— Да, я чуть было не забыл самое главное. На улице мне повстречался Георг фон Фрондсберг. Он просил вас прийти к нему вечером домой.
Правда, Георг так и думал, что друг его отца не даст ему уехать не простясь, но все-таки юноше было неловко видеть почтенного человека, который был так расположен к нему и чьи дружеские планы ему пришлось разрушить.
Раздумывая таким образом, Георг опоясался мечом и только хотел накинуть на себя плащ, как вдруг странный шум на лестнице привлек его внимание. Тяжелые шаги нескольких человек приближались к комнате, ему показалось, что он слышит, как звенят их мечи и алебарды.
Юноша торопливо кинулся к двери, чтобы убедиться в правильности своих предположений. Но тут она отворилась. Бледный свет нескольких свечей позволил разглядеть кучку вооруженных солдат, которые выстроились у его комнаты.
Старый воин, встречавший его перед военным советом, выступил вперед.
— Георг фон Штурмфедер, — обратился он к юноше, который с изумлением отступил назад, — я пришел вас арестовать по приказу союзного совета.
— Меня? Арестовать? — ужаснулся Георг. — За что? В чем меня обвиняют?
— Это не мое дело, — ворчливо ответил старик. — Надо полагать, вас не оставят в безвестности. А теперь, будьте так добры, дайте мне ваш меч и следуйте за мною в ратушу.
— Как? Мне отдать свой меч! — с гневом оскорбленной гордости вскричал молодой человек. — Кто вы такой, чтобы требовать у меня оружие? Совет должен прислать по такому поручению других людей, а не вас.