Сказки, рассказанные на ночь

— А что мне делать в Вюртемберге, — страдая, воскликнул Георг, — смотреть, как мои боевые товарищи завоевывают себе славу покорением крепостей? И что, я должен вновь встретиться с боевыми знаменами союза, с которыми распрощался навсегда? Нет! Поеду во Франконию, на свою родину, схороню себя в старых стенах, чтобы предаться мечтам о том, как мог бы я быть счастливым!

— О, достойное решение для настоящего рыцаря! А разве у вас нет других дел в Вюртемберге, как штурмовать крепости несчастного герцога? Поехали все же вместе, — заключил он, глядя на юношу с хитрой улыбкой, — попытайтесь лучше взять штурмом Лихтенштайн.

Юноша залился румянцем.

— Как ты можешь сейчас надо мною шутить? — Георг чуть-чуть улыбнулся. — Разве можно наслаждаться чужим несчастьем?

— Мне и в голову не приходило подшучивать над таким славным юнкером, я предлагал абсолютно серьезно и пытался вас уговорить поехать туда к барышне.

— И что мне там делать?

— Завоевать сердце старого господина и вытереть слезы бедной девушки, которая плачет из-за вас днем и ночью.

— Но как же я приеду в Лихтенштайн? Отец меня совсем не знает, надо же еще познакомиться с ним.

— Разве вы первый рыцарь, которому по обычаю предков предлагается гостеприимство в замке? Не думайте об этом! Я обо всем позабочусь, когда мы прибудем в Лихтенштайн.

Юноша призадумался, стал взвешивать все за и против, размышляя, соответствует ли такой поступок его чести: вместо того чтобы удалиться с театра военных действий, наоборот, отправиться в страну, где должна разразиться война.

Однако, вспомнив, как снисходительно посмотрели на его отступничество союзные военачальники, назначив ему всего лишь четырнадцать дней сроку в случае даже полного перехода к неприятелю, и представив себе печальное лицо Марии, ее безмолвную тоску в уединенном Лихтенштайне, он поборол сомнения. Чаша весов перевесила.

«Еще раз я ее увижу, еще раз поговорю с нею», — подумалось ему.

— Ну, — решительным тоном произнес наконец Георг, — если ты обещаешь, что никогда речь не зайдет о том, чтобы мне примкнуть к вюртембержцам, что со мною в Лихтенштайне будут обращаться как с гостем, а не как со сторонником вашего герцога; если ты дашь мне слово, я последую за тобой.

— За себя-то я поручусь, — ответил крестьянин, — но как я могу обещать за рыцаря Лихтенштайна?

— Я знаю, в каких ты с ним отношениях. Ты часто приходил к нему в Ульме, и он доверяет тебе. Как ты умеешь приносить тайные вести, так же постарайся ему внушить и то, в чем я условился нынче с тобою.

Волынщик из Хардта с изумлением смотрел на молодого человека.

— Откуда вы все это узнали? — недоумевал он. — Впрочем, об этом вам могли сообщить мои враги. Что ж, хорошо, обещаю вам, что на вас везде будут смотреть как на гостя. Садитесь-ка на коня, а я вас провожу. Поверьте, вы будете желанным гостем в Лихтенштайне.

Глава 13

«Мне ведомы тайные тропы, — сказал ему бедный пастух, — они недоступны людям — духи царствуют тут. Доверьтесь же мне…»

Л. Уланд[65]

От того горного хребта, где Георг принял решение следовать за своим таинственным проводником, вели две дороги к Ройтлингену, в окрестностях которого располагался на утесе замок Лихтенштайн. Одна — большая, удобная дорога вела из Ульма в Тюбинген, проходя по прекрасной долине к Блаубойрену, затем подножию Швабских Альп, пересекая горы мимо крепости Урах и городка Пфулинген. Этот путь считался в мирное время самым удобным для путников, которые вели за собой лошадей, повозки или носилки. Но в те дни, когда Георг ехал через горы с Волынщиком из Хардта, воспользоваться им было невозможно. Союзные войска уже овладели Блаубойреном, их посты растянулись по всей дороге до окрестностей Ураха, постовые обращались весьма сурово с каждым, кто не был их сторонником.

Георг имел свои причины избегать этого пути, а его проводник слишком заботился о собственной безопасности, чтобы не поддержать молодого человека.

Другая дорога, точнее, тропа, известная только окрестным жителям, на протяжении почти двенадцати часов хода приближалась лишь к нескольким одиноким подворьям; она тянулась сквозь густые леса и горные лощины, то тут, то там делала крутые изгибы, удаляясь от людного большого проселка. Для лошадей она была очень утомительна и часто почти непроходима, однако ж вполне безопасна для всадников. Эту тропу и выбрал хардтский крестьянин, на что с радостью согласился юнкер, поскольку надеялся не натолкнуться здесь на кого-либо из союзников.

Путники продвигались довольно скоро, крестьянин все время шел подле Георга, когда же дорога становилась затруднительной, он заботливо вел лошадь и вообще выказывал столько внимания и заботы о всаднике и его коне, что из души Георга мало-помалу испарялись все предостережения Фрондсберга.