Сказки, рассказанные на ночь

— Пес очень чуткий, но, увы, немного дикий. Он, конечно, хорошо охранял бы своего хозяина. Но если бы вдруг в пещеру забрел случайный человек, дог бы выдал изгнанника, начал выть и рваться, заслышав чужие шаги. Тогда место пребывания скитальца стало бы всем известно. Потому-то он и приказал, уходя, псу оставаться здесь в замке. Дог хорошо выполняет приказ, а я о нем забочусь. Должна тебе сказать: он жутко тоскует по своему хозяину, а как радуется встрече, ты и сам ночью увидишь. Он чует появление хозяина, а заслышав, как опускается подъемный мост и приближаются долгожданные шаги, уже не выдерживает, готов разорвать тройные цепи, лишь бы выбежать навстречу.

— Прекрасный образец верности! Но еще прекраснее человек, которому принадлежит пес. Ведь и он остался верен своему господину, даже будучи изгнанным из родного дома. С моей стороны это глупо, — продолжал Георг, — знаю, что любопытство не украшает мужчину, но я все-таки хотел бы знать, кто же его хозяин?

— Потерпи до ночи. Когда изгнанник придет, я у него спрошу, можно ли тебе знать его имя. Не сомневаюсь, он мне разрешит.

— Долго ждать! Я непрерывно о нем думаю. Если ты не назовешь его имя, я обращусь к догу. Может, тот будет добрее ко мне.

— Попробуй, — улыбнулась Мария. — Если он, конечно, сможет сказать.

— Послушай, друг, — обратился Георг к псу, внимательно за ним следящему, — скажи мне, как зовут твоего господина?

Пес гордо выпрямился, широко разинул пасть и протяжно провыл: «У-у-у-у».

Мария покраснела.

— Перестань дурачиться! — сказала она и позвала к себе собаку. — Кто разговаривает с псом, находясь в человеческом обществе!

Но Георг, казалось, ее не слышал.

— Он сказал «у-у-у», этот замечательный пес! Готов спорить, его этому учили. Должно быть, не в первый раз его спрашивают: «Как зовут хозяина?»

Только Георг произнес последние слова, пес более угрожающим тоном проворчал свое «у-у-у-у».

Еще более покрасневшая Мария приказала псу замолчать и лечь у ее ног.

— Ну вот, уже кое-что, — рассмеялся Георг. — Имя господина начинается на «у». И на кольце, которое дал мне рыцарь, тоже первой стоит буква «У». Невероятно! Может, господина зовут Уффенхайм? Или Урфюль, Ульм? А может, даже…

— Глупости! Собака не знает никакого другого звука, кроме «у». Как ты можешь делать выводы из этого!.. A-а, вон и отец возвращается. Ты хочешь, чтобы мы скрыли от него наше знакомство? Тогда я уйду отсюда, пока он не увидел нас вместе.

Георг обнял на прощание любимую и нежно поцеловал ее алый рот. Пес господина У. с удивлением воззрился на любовную парочку, но, должно быть, он и впрямь хорошо понимал людей или же видел нечто подобное при своем господине, — по крайней мере, объятия юноши он не воспринял как нападение и не кинулся на помощь даме. Стук копыт, раздавшийся на мосту, заставил покрасневшую девушку выскользнуть из объятий счастливого рыцаря.

Глава 10

Герцог долго смотрел вниз

И сказал со вздохом:
«Как далека она от меня,
Моя родная страна!»

Г. Шваб[82]

Страстная пятница и Пасха прошли, а Георг фон Штурмфедер все еще находился в Лихтенштайне. Хозяин замка пригласил его погостить у него, пока война, быть может, не примет другой оборот и не представится случай оказать делу герцога важные услуги.

Можно себе представить, как охотно принял молодой человек это приглашение! Быть под одной кровлей с возлюбленной, постоянно вблизи нее, порою — часок наедине, обласканный ее отцом, — такого он не мог предполагать и в самых смелых своих мечтах!

Одно только смущало влюбленную пару: старый Лихтенштайн временами становился необыкновенно мрачным. Казалось, он получал дурные вести с театра военных действий. В разное время дня в замок прибывали гонцы, они приходили и уходили, но старик не открывал своему гостю того, что они приносили.

Несколько раз в вечерних сумерках Георгу казалось, что через мост крадется знакомый ему хардтский музыкант. Однако надежда разузнать что-либо у него оказалась тщетной: едва Георг пробовал сойти вниз, чтобы встретить тайного посланца, как того уже и след простывал.

Молодой человек чувствовал себя несколько задетым тем недостатком доверия, которое выказывал ему старый рыцарь, и, не удержавшись, сказал о том Марии:

— Ведь я отдал себя всецело друзьям герцога, хотя в их деле лично для меня не было ничего заманчивого. Изгнанник и рыцарь фон Лихтенштайн выказали мне дружбу и доверие, да, видно, не в полной мере. Отчего мне не дозволяется узнать, как идут дела в Тюбингене? Какие усилия предпринимает герцог для того, чтобы вернуть свою страну? Неужели я только и гожусь для того, чтобы драться, а как советчика меня отвергают?

Мария пыталась утешить любимого.

Ее глаза, приветливые речи на миг заставляли забыть тревожные думы, однако грустные мысли то и дело возвращались вновь: озабоченное лицо старого рыцаря постоянно напоминало Георгу о деле, которому он мысленно уже посвятил все свои силы.