Сказки, рассказанные на ночь

— Благодарим вас, благородный рыцарь. Да, мы согласны идти за вами, чтобы отплатить Швабскому союзу за все безобразия, что он сделал. Мы так хотим! Они прогнали самых лучших, храбрейших, отличнейших солдат, как будто больше не нуждаются в ландскнехтах! Вот, например, капитан Лефлер. Пусть сдерут с меня шкуру и зажарят, как свинью, если есть в христианском мире ландскнехт храбрее его! А вот Штаберль из Вены, такого не видели еще ни луна, ни солнце! А вон — Конрад Магдебуржец, он дерется не хуже любого турка. А этот вот — Мукерле. Судя по его внешнему виду, никак не догадаешься, что он лучший стрелок из бомбарды и попадает в мишень с сорока шагов. О себе говорить не буду, а то подумаете: сам себя хвалит. Скажу только, что я служил в Испании, Голландии и, Canto sacramento, в Италии и Германии. Morbleu! Да кто не знает Длинного Петера? Накажи меня Бог, если мы не доберемся до швабских собак, этих подлых союзников. Diavolo maledetto! Вот уж они зададут такого стрекача, что только пятки засверкают!

Это была самая пламенная речь, какую держал когда-либо Длинный Петер.

Позднее, когда он при Павии своею смертью запечатлел славу немецких ландскнехтов, товарищи его, рассказывая молодежи про Длинного Петера, приводили этот случай как самый возвышенный в его жизни.

Когда он стоял там, опершись на длинный меч, браво сдвинув на ухо большую шляпу с петушиными перьями, подперев правою рукой бок и расставив ноги, тогда ему недоставало лишь одежды получше да жалованной цепи, чтобы приняли его за настоящего полковника, истинного полководца.

Командиры ландскнехтов предложили юнкеру фон Штурмфедеру сделать смотр вновь набранному войску.

Глухой треск огромного барабана разбудил отдыхавших воинов. Над ними витал воинский пыл Фрондсберга и его требовательность к порядку и дисциплине. В несколько мгновений воины построились в три огромных круга, в соответствии с принадлежностью к определенному отряду. Глазу, привыкшему к четким движениям, прекрасной выправке и однообразию одежды современных полков, вид такого войска, как ландскнехты, показался бы даже смешным.

Ландскнехты были одеты каждый на свой вкус, однако мода того времени все-таки вносила некоторое однообразие в покрой их странных костюмов. Они обычно носили узкие кожаные куртки или же кожаные жилеты с рукавами из грубого сукна. Бедра прикрывались необыкновенно широкими шароварами, завязанными у коленей, но от тяжести свисавшими несколько ниже. Икры обтягивались толстыми чулками светлых тонов, а на ногах были грубые башмаки из некрашеной кожи. Шляпа, суконная или кожаная шапка, добытый в бою либо купленный шишак составляли их головные уборы. Бородатые лица этих воинов, часто лет по двадцать прослуживших в разных войсках по всем уголкам Европы, дышали отвагой. Вооружение их состояло из длинного кинжала и алебарды. Часть воинов была вооружена бомбардами, из которых палили с помощью зажженных фитилей.

И вот стояли они плотными рядами, плечом к плечу, — прочный оплот против врага. Георг критическим взглядом оглядел сплоченную массу, на первый взгляд ничем не объединенную, но тем не менее устрашающую.

Ландскнехты держали в памяти команды своего прежнего начальства.

— Внимание! Кругом! — раздался грозный начальственный бас Длинного Петера.

Воины молниеносно выполнили команду, и Длинный Петер изложил им условия герцога Вюртембергского.

Радостный гул оповестил, что условия эти понравились и что ландскнехты готовы служить Ульриху Вюртембергскому так же усердно, как до того служили против него.

Командиры произвели смотр нескольких воинских упражнений, и Георг подивился ловкости ландскнехтов, подумав про себя, что большего и не добьешься в военном искусстве. Как он ошибался! Но эта ошибка более простительна, нежели представления наших дедушек о героях Фридриха Великого в 1829 году, не подозревавших о будущих насмешках внуков над их косичками и гамашами. Действительно, таких тонких талий, как у нынешних солдат, не было у командиров в 1519 году, но они могли бы поделиться с сегодняшним войском своими бородами и усами.

Час спустя с форпостов донесли, что внизу, в долине, просматривается блеск вооружения, а если приложить ухо к земле, можно отчетливо услышать топот множества коней.

— Это герцог! — обрадовался Георг. — Приведите моего коня, я поеду ему навстречу.

Молодой человек поскакал по долине. Командиры ландскнехтов удивились проворству, с каким он галопировал в тяжелом снаряжении, и похвалили его осанку и воинскую выправку. Вскоре султан юноши смешался с другими.

Конница приближалась, засверкали шлемы, и вот уже рыцари показались на небольшом пригорке.

Повеселевший хардтский музыкант пристально вглядывался в даль, грудь его вздымалась от радости. Он схватил за руку «полковника» и показал на рыцарей.

— Который из них герцог? — спросил тот. — Он на вороном коне?

— Нет, это благородный рыцарь фон Хевен. Вы видите знамя Вюртемберга? О, его несет юнкер фон Штурмфедер, какая честь!