Сказки, рассказанные на ночь

Бегство это было настолько поспешным и тайным, что в городе остались даже их семьи. Никто не догадывался, что наместник и его советники больше не обретаются под прикрытием городских стен. Сторонники же союза пребывали в спокойствии и не верили слухам о приближении герцога.

Рыночная площадь еще и тогда была сердцем Штутгарта. Вокруг рынка располагались два больших предместья, защищенные толстыми стенами, мощными воротами и рвами, за ними шли стены и ворота старого города, жители которого не без гордости смотрели сверху на обитателей предместий. На рыночной площади в чрезвычайных случаях, по старинному обычаю, собирались все горожане.

В знаменательный вечер перед Успением Богородицы люди стеклись на эту самую площадь со всех сторон города. Собралась огромная толпа. В ту пору, когда горожане с оружием в руках могли занять ту или иную позицию, живое слово имело больший вес, нежели перо, чернила и бумага, взявшие верх позднее.

Ночное сборище горожан отличалось от дневного их собрания. Некоторые из них по поводу герцога днем отвечали: «Какое мне до этого дело! Я миролюбивый человек!» — однако вечером их голоса уже звенели металлом: «Мы хотим отпереть ворота герцогу. Пора покончить с союзниками! Кто настоящий вюртембержец?!»

Луна ярко освещала многоликое сборище, беспокойно бормотавшее и колыхавшееся туда-сюда.

В вечернем воздухе раздавался глухой гул. Толпа, казалось, пребывала в нерешительности, быть может, потому, что не находилось смельчака, который мог бы ее возглавить. Окна высоких домов, остроконечными крышами замыкавших площадь, были усеяны любопытными зрителями, прислушивающимися напряженно и боязливо к смутному говору толпы. То были жены и дочки, наблюдавшие за мужчинами. Штутгартские девушки в ту пору были любопытными, так как в глубине души сочувствовали герцогу-страдальцу.

Ропот толпы становился все громче и громче. Настойчивее и настойчивее слышался крик: «Убрать солдат от ворот! Дорогу герцогу!»

Вдруг на скамью у колодца вскочил высокий худой человек. Он яростно размахивал необыкновенно длинными руками и, широко раскрыв рот, неистово кричал хриплым голосом, требуя внимания. Мало-помалу площадь затихла. Из речи длинного человека можно было расслышать отдельные слова и фразы: «Как? Почтенные штутгартские горожане хотят нарушить свою клятву! Разве вы не клялись союзу в верности? Кому вы хотите открыть ворота? Герцогу? Он идет с малым количеством войск, ведь у него нет денег, чтобы платить солдатам. А вам придется открыть кошельки и за него расплачиваться! Штутгарту надо будет заплатить десять тысяч гульденов! Вы слышите? Десять тысяч гульденов вам придется платить!»

— Кто этот длинный малый? — спрашивали в народе. — Пожалуй, он говорит правду: заставят нас платить!

— Он что, горожанин? Этот, этот вон, наверху. Кто вы такой? — закричал самый смелый. — Откуда вы знаете, сколько мы должны будем платить?

— Я — знаменитый доктор Кальмус, — торжественно заявил оратор, — и точно обо всем знаю. Кого вы собираетесь низложить? Императора, империю, союз? Хотите бросить вызов такому количеству состоятельных людей? И из-за кого? Из-за нахала, дравшего с вас по три шкуры! Вспомните только о налогах, о жестоком штрафе за незаконную охоту! А теперь у него вовсе нет денег, он прощелыга, все проиграл в своем Мемпельгарде.

— Замолчи! Заткнись! — кричали горожане. — Не твое это дело. Долой этого Кальмойзера! Он — не здешний! Смерть ему! В колодец его вниз головой! Да здравствует герцог!

Доктор попробовал было снова возвысить голос, но горожане перекричали его. В эту минуту из верхнего города подошли новые толпы.

— Герцог у ворот! — кричали они. — Прибыл со всадниками и с пехотой! Где наместник? Где городские советники? Если мы не откроем ворота, герцог будет стрелять по городу. Прочь союзников! Кто настоящие вюртембержцы?

Сумятица росла с каждой минутой. Горожане по-прежнему пребывали в нерешительности, когда на скамье появился новый оратор. Это был элегантный господин красивой наружности. Его приятное лицо, красивая одежда внушали невольное уважение.

— Подумайте, — воскликнул изящный человек тонким голоском, — что скажет на это светлейший союзный совет, если вы…

— Какое нам дело до вашего светлейшего! — перебили его неистовые крики. — Прочь! Тащите этого модника вниз вместе с его розовым пальтишком и прилизанными волосами! Он — ульмец! Вон его! Бей его! Он из Ульма!

Не успели горожане исполнить свое суровое решение, как к скамейке подошел довольно энергичный и крепкий человек. Одним ударом он отбросил знаменитого доктора Кальмуса вправо, а ульмца в розовом пальто — влево и замахал своей шапкой.

— Тише! Это же Хартман! — закричали несколько человек из толпы. — Он знает свое дело. Слушайте, что он скажет!