Сказки-секунды. Высматривая мага (СИ)

Искра внутри разгорается. Смеётся Зимняя, засыпая: кто ж придумал, что только весной искроцвет цветёт. Кто повелел, что лишь по весне сердцу рваться в стаи небесные. Кто указал, что не разжигают искр в груди зимою.

Ашфарт и Хорлехок. Сказки о старых замках

Детская была далеко не самой высокой комнатой в замке, едва ли выше парадного холла. Но башня, в которой она находилась, вплотную прильнула в скалу и словно вырастала из неё, рвалась в небо. Окна круглой уютной комнаты выходили на север и запад: виноградники у самого подножия замка, аллеи и лабиринты, леса, в которых водятся единороги, а за ними — суровое море без конца и края, только в самую ясную погоду открывающее в далёком далеке очертания Хорлехока.

Бывали дни, когда уже с рассветом с моря приходил опасный ветер, и люди начинали готовить к непогоде: укрывали виноградники, заводили в каменные конюшни лошадей, запирали ставни. Телеги и арбы из города спешили к воротам по широкой дороге, на которую чаще и чаще шлёпались крупные, как яйца, градины дождя.

К вечеру ветер крепчал, свежел и нагонял плотные черничные грозовые тучи. Визжало и скрипело в верхних коридорах, а внизу, в людских и столовых, в Обеденном Зале и парадном холле зажигали, не жалея смолы и дров, факелы и камины.

Разбрасывая рубиновые брызги в густеющей темноте, смелые выходили к воротам — встречать последних путников с дороги, вытягивать обозы из раскисшей колеи. А потом, сквозь пелену участившейся мороси, бежали к замку — через водяную завесу он рассыпался, словно в калейдоскопе, цветными искрами, драгоценными камнями и слюдяными стёклышками.

Едва захлопывались за ними калитки виноградников, едва оставались позади винодельня и мельница, едва далеко в парк выдающийся флигель пекарни скрывался за густой мокрой листвой, как ветер Хорлехока взвивался над кронами, срывая флаги и скручивая знамёна на шпилях и башнях.

И тогда из залов и башен, навстречу ветру, начинала звучать мелодия — непримиримая и древняя. Тяжело и медленно звенели трубы, вступали литавры, тонко вели флейты, но красивее, суровее, нежнее и резче остальных пели скрипки.

— Тсс! — говорила Нэн, уводя детей от окон. Опускает прозрачный тюль, но тяжёлые атласные шторы оставляет по бокам широкого окна. И дети, затихнув, со страхом и восторгом вглядываются в преддверье бури за стенами замка.

Внизу последние обитатели, самые ловкие и смелые, захлопывают ставни, закрывают двери, крепят засовы. Главные двери замка, массивные, в три человеческих роста, давно закрыты — их не возьмёшь ни ветром, ни тараном, ни наговором. Закрыты и боковые въезды поменьше — Охотничьи, Торговые и Гостиные Ворота. Заперты крохотные дверцы тут и там вдоль фундамента, потайные ходы слуг, охранные лазы, выходы из катакомб и подземелий.

Ашфарт неприступен.

Буря бьётся в окна, Нэн зовёт горничную — подкинуть к камин поленьев. Пламя облизывает берёзовые рубчатые чурбачки, выпиленные специально для детской. Плотные гобелены на стенах, шкуры и ковры превосходно хранят тепло, но янтарное солнечное пламя камина делает комнату уютней, а бушующий мир за окнами — таинственней и опасней.

Как уютно сидеть перед пламенем на медвежьей шкуре, устроившись на коленях Нэн или сбоку от неё — чем ближе, тем лучше. Она — главная защитница от всех надуманных врагов, героев и чудищ, о которых сама и рассказывает.

Все трое особенно любят сумерки непогоды, когда сказки Нэн — самые пугающие. Младшая порой плачет от страха. Старшие шикают: тсс! Нэн берёт малышку на колени и продолжает:

— …в замке не пылают камины, не чадят факелы, не светят над крышей звёзды. Только стёкла источают холодный снежный свет. И каждый шаг остаётся отпечатком в хрустящем инее, который ковром покрывает ступени, холлы, стены и потолки…

Она не осмеливалась открыть письмо

Стоял горячий апрель, форточки настежь.

— Не езди в этот город. Думаешь, это рай для исследований, но это капкан, который захлопнется в любой момент!

Она отмахивалась, собирая вещи.

***

Дождь смывал с тротуаров июльское солнце, бушевала зелень.

— Тут просто курорт, ты права. Но скоро закроют въезд, и выпускать будут только по пропускам… Давай уедем, пока не поздно? Я обеспечу тебе любые условия. Любую лабораторию в Москве. А?

***

Август выдался жарким, в воздухе пахло грозой и хлором. Как и предсказывали, закрыли въезд.

— Ну вот, приехал в последний раз. Больше не пустят. Но если ты захочешь уехать прямо сейчас, со мной… Я договорюсь. Потом, чтобы выехать, придётся собрать столько бумаг… Давай сейчас. Пожалуйста. Пока не поздно!

Она смеялась, качала головой и показывала на свои трубочки и кюветы: финальная фаза, как она может уехать!

***

— Связь отслеживают, ты знала? Ещё с осени. Я говорил, капкан захлопывается… Всё это неспроста — эти хлорные выбросы, и эвакуационные учения… Я очень хочу ошибаться. Ну послушай же меня!!! Я напишу, как только что-то решится определённо. Может быть, они ещё оставят этот город в покое. Но прошу тебя, как только получишь письмо, беги! Бросай всё! Беги!

***