Захватив из дома овчину, Йу стал спать в лодочном сарае. А днем он подымал овчину на шест и вывешивал её над крышей, как парус, громко крича, что выходит в море.
Иногда он сам садился верхом на конек крыши, воткнув в бревно тяжелый плотницкий нож, чтобы все думали, будто он воображает себя верхом на перевернутой лодке среди бурного моря и старается за неё удержаться.
Всякого, кто приближался к сараю, он встречал на пороге, вращая выкаченными глазами, и люди шарахались от этого зрелища. Он так застращал всех домашних, что они старались поскорей унести ноги, когда приносили ему пищу.
Потом они стали посылать к нему с котелком младшую сестричку.
Малышка Мальфри с удовольствием оставалась поболтать с братом. Она часто сидела с ним на сложенных досках и радовалась, когда он дарил ей игрушки, придумывал разные забавы, и слушала, когда он рассказывал ей про парусную лодку, которая будет быстрее птицы, так что с нею не сравнится ни одна другая лодка на свете.
А если кто-нибудь чужой заглядывал в его владения, чтобы узнать, чем он там занимается, спрятавшись в лодочном сарае, Йу вскакивал на кучу досок и начинал швыряться во все стороны обрезками и чурбаками; любопытные удирали от него так, что только пятки сверкали, а то, неровен час, того гляди, схлопочешь деревянной чуркой по голове.
Однако, услышав за спиной смех, они обыкновенно оборачивались, чтобы с крутого берегового обрыва посмотреть на безумца, а Йу хохотал до упаду.
Вот так Йу добился, чтобы никто не совал к нему носа.
Лучше всего ему работалось по ночам, когда буря сотрясала торфяную крышу и казалось, сейчас сорвет с неё бересту вместе с камнями, а приливные волны подкатывали к самому порогу.
Когда свистел ветер и по сараю гулял сквозняк, нанося снегу через незаконопаченные щели, Йу мысленным взором отчетливо видел перед собой призрачную лодку.
Зимний день короток. И всю ночь напролет, от ранних сумерек до позднего рассвета, в сарае коптила жировая лампа. А днем Йу отсыпался на ложе из древесных стружек, укрывшись овчиной.
Йу трудился на совесть, не жалея сил. Если какая-нибудь доска не подходила к нужным обводам даже на самую малость, то он её вынимал вместе с двумя соседними и все переделывал наново, пока не получалось, как нужно.
И вот однажды в ночь под Рождество все уже было готово, оставалось отделать края лодки и поставить уключины. Работа кипела, и Йу не замечал времени.
Рубанок сам так и ходил у него в руках, но вдруг он замер, не дойдя до края: Йу заметил, как что-то черное ползет по доске.
Это была огромная, отвратительная муха, она ползала по готовому борту, как будто искала там что-то, заглядывая в каждую щель. Добравшись до нижнего ряда, она уселась на киль и зажужжала, замахав крылышками. Затем снялась, постояла в воздухе над тем местом, на котором только что сидела, полетела и скрылась во тьме.
У парня сердце так и оборвалось.
И такой страх вдруг на него напал, такие сомнения. Ох, не к добру, знать, жужжала муха над килем лодки!
Взял он лампу, в другую руку — деревянный молоток и начал осматривать лодку, простукивая молотком, пока не закончил с первым рядом досок. Так он прошелся по всей лодке от носа до кормы, внутри и снаружи. Ему уже все казалось в ней ненадежным, до последнего гвоздика или стыка.
Но и остальное — и план, и размеры — тоже показалось ему вдруг никуда не годным.
Нос был слишком велик, доски в днище лежали неправильно, все было криво, концы не сходились на стыках. Ему даже почудилось, что нос и корма взяты от двух разных лодок.
Во время этого осмотра, при котором у него весь лоб покрылся испариной, фитиль в лампе догорел, и Йу очутился среди кромешного мрака.
А дальше он уже себя не помнил.
Подняв над головой деревянный молоток, он распахнул дверь и забренчал боталом, которое неведомо как попалось ему под руку; вдруг сквозь звон-перезвон из темноты раздался голос:
— Уж не меня ли ты вызваниваешь, Йу, что так растрезвонился?
Йу почувствовал, как за спиной у него пробежал сквознячок, а спереди в лицо пахнуло холодным ветром.
В глубине сарая на перевернутой лодке сидел кто-то в моряцкой куртке и плотно облегающей вязаной шапке с ушами, голова торчала на плечах какой-то лохматой шишкой.
Йу вздрогнул. Сидевший перед ним был точь-в-точь похож на призрак, о котором он подумал в бредовом исступлении.
Тогда Йу схватил тяжелый лодочный черпак и запустил в ненавистный образ.
Но привидение как ни в чем не бывало сидело на прежнем месте, хотя черпак пролетел сквозь него и, отскочив от стены, просвистел над головой бросавшего: еще немного, и Йу лежал бы мертвый.
Старик даже не шелохнулся и только зыркнул на него ехидным прищуром.
— Сгинь! Чур меня! — закричал Йу и плюнул в глаза нежити.
И в тот же миг в лицо ему шмякнулась, обжигая стрекалами, большая, толстая медуза.
— Получай обратно свой подарочек! — услышал из темноты ослепленный парень.
Но когда Йу разлепил глаза, то увидел на берегу готовую лодочную верфь.