Сказки старого дома 2

— Сам не знаю. Всё-таки, наверное, где-то я человек прошлого и привычки. Трудно объяснить. Мир наш питерский, советский и российский — это наш родной мир. Несмотря на все его издержки. Не знаю. Пойдем-ка скажем всем, что вечером встречаемся у меня.

Ахмед, Али-Баба и Зубейда отправились с корабля прямо в лавку, а я решил занести свои рисунки Бахтияру-хаджи.

— Очень, очень интересно, — произнес он, разглядывая рисунки. В самом деле — арамейский храм. Вы рисунки мне оставите?

— Конечно, но вот жука вашего я не могу вернуть. Так уж получилось. Хранители у храма теперь есть, и они упросили оставить жуков им в качестве реликвии. Мы не смогли им отказать.

— Ну и хорошо. Так, наверное, и надо.

На том и расстались. Придя домой, я сразу же подвергся решительному нападению.

— Это безобразие! Сколько времени вас обоих дома нет! Бабушка всего два раза мне куклу заводила. Вчера вечером и сегодня утром. Я не могу так долго терпеть!

— Ладно, ладно, Джамиля! Чтобы ты не расстраивалась, я заведу тебе куклу два раза подряд.

— Вот это очень правильно, Сержи-сахеб. Как же это называется? Дед как-то говорил. Ага, вспомнила! Искупление вины. Вот Зубейда домой вернется — пусть тоже два раза искупляет. Или искупывает? — и когда уходила, насмотревшись на танцующую куклу, сказала сама себе:

— Удачный сегодня будет денек.

Зубейда вернулась не просто так. Распахивала двери, а Ахмед и Али-Баба тащили за ней большой горшок с роскошным розовым кустом. Поставили его на террасе около двери в комнату Зубейды.

— Вот, пожалуйста, приходим в лавку — а там это стоит. Приказчики говорят, что куст приволокли игроки на Зубейду. Втащили в лавку и попросили передать Зубейде. Заявили, что ты разрешил. Было такое?

— Было, Ахмед, — спрашивали, можно ли сделать девушке что-нибудь приятное? Я разрешил.

— Тогда всё в порядке. А то в Багдаде с подарками чужим женщинам очень строго. Можно большие неприятности на свою голову накачать.

Вечернее пиршество ознаменовалось небольшой дискуссией по поводу того, можно ли наш поход считать приключением.

— Какое же это приключение, если ни трудностей, ни опасностей не было? — горячится Синдбад.

— Синдбад, трудности и опасности не есть единственная суть приключения, — пытается разъяснить ему Шехерезада. — Суть приключения — интересность, необычность.

— Тогда скажи: вот если на меня ночью на улице нападут грабители, то это приключение? Интересности-то тут нет никакой.

Шехерезада задумалась.

— Пожалуй, тоже приключение. Обычным делом грабеж не назовешь. Знаешь что, Синдбад, не дури мне и другим голову! Считай приключением хоть любую драку. А для меня приключение — всё, что заставляет сердце замирать, хоть от опасности, хоть от восторга. Второе предпочтительнее. Давайте я лучше вам какую-нибудь историю расскажу. Хотите про сметливого башмачника?

— Нет, про башмачника не надо, — отказался Аладдин. — Ведь нам теперь поклоняются, как богам. Расскажи что-нибудь божественное.

— Божественное? Божественное всегда скучно. Там шутки неуместны. За них можно и плетей отведать. Нет, не буду рассказывать про божественное, — и вдруг громко рассмеялась, словно вспомнила что-то свое, связанное с богами.

Когда расходились, Шехерезеда отозвала меня в сторонку.

— Мне нужна твоя помощь, Серж. Только вот не знаю, как начать.

— Напомнить мохнатому божеству о танцевальном долге?

— Вот-вот, именно. О танцевальном долге. С тобой, Серж, очень легко разговаривать. Ты без слов всё понимаешь.

— Какое время тебя устроит? Может быть, завтра после полудня на поляне?

— Давай завтра от полудня и часа два-три.

— Лодку достанешь?

— Конечно.

— Если что-то не сложится, то и послезавтра после полудня. Вдруг я его на месте завтра не застану.

— Хорошо. Спасибо.

Шехерезада чмокнула меня в щеку и ушла.

* * *

Утром мы с Ахмедом проводили Зубейду до лавки. Присели на дорожку, выпили чайку. Я поцеловал свое сокровище в лобик, носик, губки, ушко, шейку, и мы с Ахмедом нырнули в базарную толпу.

— Слушай, Ахмед, давай заглянем на минутку к старьевщикам. Вдруг опять что-нибудь интересное обнаружится.

— Давай зайдем.

Интересное обнаружилось. Везет мне что-то последнее время на старое барахло. Великолепная арабская астролябия[33]. Чего на ней только нет! Капитан будет в восторге.

Прибыв в Дом, мы разделились. Ахмед натянул рабочий комбинезон и отправился в свою жилконтору, а я поднялся к себе домой. Правда, ненадолго. Оставил астролябию и перенесся в Римскую империю.

Как бы на девочек не натолкнуться! А то сразу будет не уйти. Не выходя из леса, двинулся к саду и, само собой, по закону подлости вместо Габора наткнулся на Антогору! Лежит на скамейке с закрытыми глазами и шевелит губами.

— Можешь не подкрадываться. Я тебя уже больше минуты слышу, — говорит она, раскрывая глаза.

— Я и не подкрадываюсь, — отвечаю я, целуя ее в щеку. — Ты что тут делаешь?

— Пытаюсь сосредоточиться. Пробую считать в уме.

— Получается?

— Получается. Надолго, Сергей?

— Думал, что минут на пять по делам.

— Да ты что! Разве так можно?

— А что делать? Обстоятельства заставляют. Но я без вас очень скучаю.

Помрачневшая было Антогора заулыбалась.