Осторожно и задумчиво повесил трубку.
— Вот и ответик на твой вопросик подоспел. Ни черта и ничего ещё не кончилось. Наш человек пошёл выписываться из "Астории", забрать свои и товарища вещи из номера. А там вся милиция, работавшая в номере Грюнбаума, на ушах стоит. Кому-то снова потребовался Кляйн, которого допрашивали три или четыре часа назад. Послали за ним. А он в своём номере ниже этажом лежит заколотый ножом в сердце, а перед этим зверски избит. И никто ничего не слышал. Правда, "Астория — гостиница старая. Строилась на совесть и двери толстого дуба. Так что ори — не ори, а в коридоре что-то услышишь лишь, если будешь подслушивать.
— Вот это и в хороших, и в хреновых детективах иногда случается. Милиции или полиции полно. В любой момент могут востребовать свидетеля, а его хлоп — и нету. Что-то у меня нехорошее предчувствие, что какой-то подарок нас ещё ждёт. Пока что там какие-то чисто немецкие разборки. А потом? Григорий Павлович, а вы могли бы добыть опись вещей, которые обнаружены в номере Грюнбаума и принадлежат ему.
— Попробую. Их там куча, наверное. Тебе-то зачем?
— Хочу проверить одну догадку, о которой пока ещё рано говорить.
Григорий Павлович попробовал и добыл список вещей Грюнбаума уже к вечеру. Только удосужился я его получить и просмотреть лишь на следующий день, сидя с Александром в конторе у Стеллы.
— Нет, ты только посмотри, сколько всякого барахла гости из Германии таскают с собой. На шестнадцати страницах едва поместилось. Примечательные вещички попадаются. Серебряный чайничек с сеточкой, например. Без него в вояже просто никак. Или вот флакон таблеток, которые принимают при пищевом отравлении. Ну, это ещё понятно. Особенно в России. Ладно, что тут ещё? Книги, рубашки, костюмов четыре штуки, письменный набор, чемоданов тоже четыре. Так, так, так, а это всякие гигиенические притирания, две бритвы, две зубные щётки…
— Что ты там хочешь найти? Дневник с записями намерений и планов?
— Нет, на такое счастье я и не надеюсь. Да и недоступен он для нас был бы. Его бы в вещественные доказательства забрали бы.
— И что.
— Вещественные доказательства родственникам выдадут лишь после следствия и суда, а это может затянуться на годы. А просто вещи наследникам отдают сразу. Вот! Это наше. Три папки с ветхими документами технического содержания, написанных от руки на немецком языке. Нашлись бумаги Щвейцера!
— Ну-ка покажи. В самом деле. И как нам их теперь оттуда выцарапать?
— Нужно не прозевать появления наследников и попытать выкупить их. Но это потом, а вот сейчас их наличие уже даёт нам очень многое.
— Что именно?
— В номере Грюнбаума было всё перевёрнуто. Что-то искали. А раз не взяли бумаги Швейцера, то, значит, искали не их. А это в свою очередь означает, что убийц не интересовали ни машина, ни наш Дом. Нас теперь никто беспокоить не будет.
— Ты прав и это здорово. Надо всем рассказать.
— Надо. Словно гора с плеч. Обзвони всех и порадуй. Нужно опять собраться и обсудить, как бы нам заполучить бумаги. А я, пожалуй, домой пойду.
Вышел во двор. Постоял, посмотрел на строительную суету. Выкатился на улицу и свернул к нашей барской парадной. У самых дверей меня кто-то окликнул. Какой-то мужчина с картой города в руках. Похоже, что приезжий в затруднении относительно того, как куда попасть. Делаю шаг ему навстречу и одновременно осознаю, что кто-то появился за спиной. Обернуться не успеваю. Чувствую боль укола под правой лопаткой. Краем глаза фиксирую синий "Форд" напротив парадной, Ахмеда, выходящего из-под арки на улицу, и всё плывёт перед глазами, скрываясь в туманной пелене. Я отключаюсь.
*
Сознание возвращается медленно. Глаза закрыты, и открывать их не хочется. Кровь шумно бухает в голове, словно стучась в стенки черепа. Во всём теле тяжесть и слабость, словно при небывалом похмелье. Такое ощущение, будто тебя чем-то спеленали по рукам и ногам. С трудом разлепляю глаза. И в самом деле, спеленали. Ноги и руки примотаны к металлическому стулу скотчем. Шевелю губами — рот свободен. Пытаюсь сдвинуть стул. Ничего не выходит. Привинчен к полу или к стене, к которой прижат. Медленно осматриваюсь.
Влево и вправо длинная комната шириной метра четыре с окном во всю длину напротив меня, поднятыми жалюзи и дверью наружу. Пара конторских столов, стулья. В одном конце шкаф, а в другом стеллаж. Свободно и я прикован как раз посредине этой свободы. За окном вид с высоты второго этажа. Перила лестницы, а впереди стена с большими, поднимающимися вверх воротами. Рядом с воротами дверь. Колонны, поддерживающие крышу и подъёмник для автомобилей около одной из них. Нижний край окна ограничивает обзор площадки внизу наполовину. Если бы я мог встать, то видел бы её всю.